Запад видит в нас рабов. Как с ним вообще договариваться?

Сегодня становится всё очевиднее: между Россией и Западом — не просто политическое или идеологическое недопонимание. Это гораздо глубже. Мы живём в разных картинах мира, говорим на разных цивилизационных языках и буквально воспринимаем смысл слов по-разному. Потому-то и дипломатия не работает, и договорённости оборачиваются обманом, и каждое «перемирие» выглядит как пауза перед новой попыткой принудить «восточных» к повиновению.

Почему это происходит? В чём причина того, что любые предложения равноправного диалога воспринимаются Западом не как жест партнёрства, а как дерзость? Ответ даёт философ и аналитик Павел Щелин, и даёт его в предельно ясной форме — опираясь на культуру, психологию и структуру мышления западных элит. Он утверждает: Запад более не видит в своих противниках врагов — он видит в них исключительно рабов.

Это звучит грубо, даже вызывающе. Но если присмотреться — многое начинает объясняться. Трамп и его окружение, израильские и американские генералы, чиновники НАТО — они искренне поражаются, когда кто-то «с другой стороны» смеет говорить на равных, предъявлять претензии, ставить условия. Потому что в их картине мира подобное поведение доступно только господам.

И здесь встаёт главный вопрос: можно ли вообще о чём-то договариваться с тем, кто считает тебя рабом? Можно ли построить прочные соглашения, если одна сторона считает, что только она имеет право говорить, а другая — обязана слушать? Именно об этом — наша статья. Мы разберём, почему Запад больше не признаёт врага, как это связано с логикой поведения, почему коммуникация стала невозможной, и при каких условиях ситуация может хоть как-то измениться.

Павел Щелин предлагает не просто политическую критику. Он даёт анатомию мышления западной элиты, в которой причудливо смешались протестантская правота, либеральный нарциссизм, пиратская культура и глубинное высокомерие. Это не идеология — это мироощущение. А с мироощущением, как известно, договориться куда сложнее, чем с идеологией.

Начнём с главного.

Глава 1. Враг без субъектности — главная ошибка Запада.

До 1990-х годов западная политическая традиция включала в себя важный элемент — признание врага как равного по воле и силе. Противника можно было ненавидеть, бояться, с ним воевали, его разрушали, но при этом его уважали как субъекта. Как говорил сам Щелин, это позволяло Западу существовать и побеждать в течение четырёх столетий. Не потому что он был добр или честен, а потому что допускал возможность поражения — значит, был осторожен, хитер, прагматичен.

Всё изменилось после 1991 года. Победа в холодной войне и операция «Буря в пустыне» породили ложное чувство всемогущества. Западный истеблишмент буквально «потерял мозг» — начал мыслить в духе голливудских фильмов, где достаточно нажать кнопку, и мир выстроится по твоему сценарию. Это уже не геополитика — это квазирелигиозное чувство избранности. Враг перестал быть кем-то опасным — он стал просто мешающим объектом.

Павел Щелин объясняет это на блестящем культурном примере:

«Реальное отношение вот этих держателей мирового капитала ко всем остальным — как в фильме «Джанго освобождённый», где герой ДиКаприо с молотком орёт: «Да что этот ниггер себе позволяет?» Вот это реальное отношение. К Алиеву, к Путину, к Пашиняну — ко всем. Не как к врагам. Как к рабам».

Это не метафора — это буквальная операционная система мышления. Если ты не господин — значит, ты подчинённый. А если ты подчинённый — у тебя нет воли. Если у тебя нет воли — ты не можешь сопротивляться. А если сопротивляешься — значит, нарушаешь божественный порядок. Именно отсюда растёт фраза, которую Щелин называет ключом к западной логике: «Да что он себе позволяет?». И если обычно упор делается на слова «что» и «позволяет», то Запад делает упор на слово «он». «Что ОН себе позволяет?». Это нам можно. А ему — нет.

В этом состоянии Запад больше не способен строить отношения с иными как с равными. Он не понимает, что у других может быть своя правда, своя логика, свои интересы. Отсюда катастрофическая ошибка: Запад больше не просчитывает риски, потому что не допускает, что кто-то может быть силён, умен или решителен.

Враг — это уже не враг. Это расшалившийся раб, которого нужно вернуть в стойло. А значит, поведение Запада становится нерациональным. Он не стратег, он — разгневанный помещик, который бьёт кнутом, не задумываясь, что раб может уже давно быть вооружённым.

Глава 2. Западный мир и «Король Лир»: трагедия ослепления.

Один из самых точных и мощных образов, которые использует Павел Щелин для описания нынешнего состояния западной элиты — это «Король Лир» Шекспира. Постаревший, потерявший связь с реальностью монарх, который оттолкнул от себя тех, кто его любил, и остался один на один с подхалимами, предателями и лжецами. И всё закончилось трагедией — и для него, и для королевства.

По мнению Щелина, именно эту шекспировскую арку сейчас повторяет Запад. Победа в холодной войне, крах СССР, финансовая экспансия — всё это превратилось в головокружение от успехов. А вместе с ним пришло ощущение всемогущества и непогрешимости. Отсюда — неспособность слушать, отсутствие критики, расчёт только на льстецов и идеологов, говорящих «всё идёт по плану».

«На мой взгляд, к сожалению, господин Трамп косвенно повторяет сюжет “Короля Лира”. Старый король, неплохой сам по себе, но из-за личных особенностей отталкивает от себя тех, кто мог бы помочь. И остаются только подхалимы. Но подхалимы — не помощники, они не тянут».

Эта модель работает не только для одного Трампа. Щелин указывает, что вся западная элита заражена этим “лиризмом” — комплексом самообожествления и изоляции. Это видно и в действиях Байдена, и в заявлениях европейских лидеров, и в публичной риторике израильских чиновников. Все они играют роль господ, но давно утратили ощущение границ и ответственности.

Как и Лир, они не осознают: если ты перестаёшь слушать тех, кто говорит неудобное — ты теряешь правду. А без правды нет власти, есть только спектакль. Отсюда и войны, начатые без плана. Отсюда и санкции, бьющие по тем, кто их вводит. А также отсюда и полное отсутствие стратегического горизонта: сегодня одно, завтра другое, послезавтра — истерика.

Щелин не обвиняет Запад в злонамеренности. Он говорит: они утратили навык сомневаться. И это делает их опасными. Потому что это уже не политика, это традиционная трагедия — гибель великой силы из-за гордыни.

Глава 3. Проблема перевода: «испорченный телефон» между цивилизациями.

Если бы Запад просто был высокомерен, с ним ещё можно было бы иметь дело. Но проблема глубже: мы буквально говорим на разных языках — не лингвистических, а ментальных. И это приводит к эффекту «испорченного телефона», где каждая сторона думает, что поняла другую, а на самом деле поняла ровно противоположное.

Павел Щелин подчёркивает: после 1991 года Запад начал воспринимать все бывшие «антисистемы» как покорённые. Для него вхождение России в мировую экономику, реформы в Китае или уступки Ирана — это не проявление партнёрства, а акт капитуляции. Запад искренне считает, что «все признали правила игры», то есть — признали своё низшее положение.

Но, как подчеркивает Щелин, в голове у восточных элит совсем другое:

«Они бы никогда не делали тех действий, которые делали, если бы понимали, что они подписываются под рабский статус. В их картине мира это был жест партнёрства, объединения ради общего будущего. Но им просто никто не объяснил, что в западном языке понятия “партнёр” в таком смысле — не существует».

Вот и происходит трагикомедия: Россия предлагает дружбу, Запад слышит подчинение. Россия требует уважения, Запад воспринимает это как дерзость. Россия говорит «мы братья», а Запад отвечает: «Что ты себе позволяешь, холоп?».

В результате создаётся глубокая коммуникационная шизофрения. Щелин метко называет это «испорченным телефоном внутри испорченного телефона». Одна сторона думает, что делает шаг к миру, а другая — что её провоцируют. Поэтому любое взаимное движение оборачивается ударом.

Речь здесь не о недоразумениях — речь о полной несовместимости мировоззренческих кодов. Пока одна сторона продолжает мыслить в терминах дружбы, доверия и братства, другая живёт в иерархической системе господства, где равенство просто невозможно.

Вот почему так часто дипломатические формулы «о равноправии и сотрудничестве» вызывают на Западе не доверие, а смех. Не потому что они злы — а потому что не верят, что кто-то «снизу» может быть искренним.

Глава 4. «Украинизация» элит и эффект «я не лох».

Ещё один парадокс современной западной политики, на который указывает Павел Щелин — это переход от стратегии к эмоции. Сегодня внешняя политика всё чаще строится не на логике, не на расчётах, а на самолюбии, обиде, ощущении личной уязвимости. Он называет этот феномен «украинизацией» западной элиты.

Что он имеет в виду? Это когда на место государственной стратегии приходит инстинкт личного оправдания. Когда решения принимаются по принципу: «чтобы доказать, что я не слабак», «чтобы показать, что я не лох». В такой логике нельзя отступить, нельзя признать ошибку, нельзя искать компромисс. Потому что тогда — ты проиграл.

«Самое печальное то, что весь Twitter Трампа [скорее всего, имеется ввиду Truth Social] — это “я не лох”. Он искренне хочет доказать, что он круче Обамы. Не важно, что для этого надо — договор с Ираном, ядерная сделка или война. Главное — чтобы “мне мяса в зоопарке додали”».

По сути, Щелин говорит: личные комплексы и травмы заменили институты. Раньше Трамп, Нетаньяху, Зеленский могли бы быть просто персонами внутри политического процесса. Сегодня они и есть процесс. Они принимают решения не потому что это выгодно стране, а потому что иначе они почувствуют себя униженными.

Эта логика «я не лох» становится фатальной. Потому что:

• она исключает компромисс — значит, исключает дипломатию;
• она требует эскалации — значит, всегда тянет к войне;
• она не предполагает стратегического отступления — а значит, готовит катастрофу.

Щелин подчёркивает: это не просто психология отдельных лидеров. Это признак глубокого кризиса элиты как таковой — необучаемость, зацикленность на себе, отказ воспринимать угрозу всерьёз. Западная элита больше не боится врага — потому что не признаёт его. А значит, любое сопротивление воспринимается как вызов личному авторитету.

И здесь мы подходим к самому опасному моменту. Потому что если враг — не враг, а просто дерзкий раб, то проигрывать ему нельзя ни при каких условиях. Даже если здравый смысл говорит, что отступление спасёт страну.

Глава 5. Все играют в разное: покер, шахматы, бридж.

Одна из самых ярких и емких метафор Павла Щелина — «пир во время игр». За одним столом сидят лидеры великих держав и убеждены, что участвуют в одной партии. На самом деле каждый играет в свою игру, по своим правилам. Отсюда постоянные скандалы, взаимные обвинения в нечестности и впечатление, будто «мир сошёл с ума».

«Американские элиты играют в покер. Русские — в шахматы. Британия — в бридж. Китайцы где-то между го и покером. Все искренне думают, что остальные следуют тем же правилам. А на самом деле каждый двигает фигуры на своей доске».

Что это означает на практике?

• США — покер. Главное — ставка, блеф и раздача. Решения принимаются быстро, часто «на удачу», с расчётом запугать противника. Проиграл раздачу — ждёшь следующей, надеясь на новые карты.
• Россия — шахматы. Ценится позиционное давление: сохранить фигуры, занять ключевые клетки, дождаться ошибки соперника. Важна долгая партия и конечный мат, а не каждый отдельный ход. Или хотя бы ничья с последующим рукопожатием.
• Британия — бридж. Это игра договорённостей. Нужно оценить руку, дать «объявление» партнёру, хитро разыграть взятки. Правда, партнёр может оказаться слабее, и партия провалится.
• Китай — гибрид. У него элементы го (расползание по полю) и покера (тактический блеф ради лучшей позиции). Китайцы могут пасовать годами, чтобы внезапно выйти с готовой комбинацией.

Проблема в том, что у каждой игры свой набор допустимых действий и свой язык жестов. Покерист не понимает, зачем шахматист «жертвует пешку» — для него это выглядит как нелепая потеря фишек. Шахматист не верит в «блеф», потому что на его доске все фигуры открыты. Бриджист судит по «объявлениям», а покерист — по нервному тикy.

В итоге:

• США требовали от России «скинуть карты», не понимая, что в шахматах карты не раздаются.
• Россия предлагала «зеркальные гарантии», а Вашингтон слышал лишь угрозу повышения ставки.
• Британия рассчитывала на традиционную «партию вдвоём», забывая, что за стол давно сели новые игроки.

Без «гильдии переводчиков между играми» любое совещание превращается в фарс. Дипломаты, которые ещё полвека назад учились понимать разные логики, уступили место пиарщикам и политтехнологам, озабоченным сиюминутным эффектом. Правила игр перепутались, а громкие заявления звучат как крики на разных языках.

Пока каждый будет уверен, что за столом идёт именно его игра, шанса на честный договор не существует. Ведь покерист, получив мат, просто обвинит соперника в «неправильной сдаче».

Глава 6. Почему Россия и Запад не договорятся?

Из всех предыдущих наблюдений вытекает простой и неудобный вывод: договор между Россией и Западом невозможен не потому, что «кто-то не хочет» — а потому, что у сторон отсутствует общий язык реальности. Разговоры ведутся, ноты вручаются, саммиты происходят, но всё это — как два собеседника, один из которых говорит «мы братья», а другой слышит «ты признал себя слугой».

Запад по умолчанию считает Россию проигравшей стороной, навсегда лишённой права ставить условия. Россия — напротив — искренне полагает, что вернулась в большую игру, и готова играть на равных. Вот только «равных» в западной логике больше нет. Щелин это формулирует так:

«Россия думает: “мы нашли друзей”. А Запад думает: “Россия приняла униатский, рабский статус”. Один предлагает дружбу как равному, другой недоумевает: “какая дружба? Ты — раб. Ты что, права качаешь?” Вот в чём шизофрения».

Это не злой умысел, а следствие культуры победителя. С 1991 года Запад живёт в парадигме: все остальные — сателлиты. В этой логике Россия, Иран, Китай, Турция могут быть интересными, сильными, выгодными — но не равными. А если кто-то пытается говорить как субъект — это воспринимается как наглость.

Поэтому:

• переговоры об оружии воспринимаются как ультиматум со стороны «вассала»;
• требования взаимных гарантий — как шантаж;
• отстаивание интересов — как нарушение субординации.

Отсюда и избирательные стандарты: Косово можно — Крым нельзя. Сирия можно — Донбасс нельзя. Бомбить Иран можно — Иран отвечать не должен. Почему? Потому что «мы — господа». А господам дозволено то, что рабам недоступно.

Щелин подчёркивает: Россия живёт в логике государства и равенства, а Запад — в логике имперской кастовости. И пока эта разница не будет признана, любая попытка договориться будет восприниматься одной стороной как союз, а другой — как капитуляция.

Глава 7. Финансовый кризис как последний шанс.

На первый взгляд может показаться, что описанная Щелиным картина безнадёжна: Запад утратил чувство реальности, больше не признаёт равных, коммуникация разрушена, логика мышления кастовая. Но есть одна переменная, которая способна изменить эту динамику. Это наступающий глобальный финансовый кризис.

Павел Щелин указывает: большинство конфликтов последних лет, включая Иран-Израиль и Россию с Западом, — это не только геополитика, но и способ перераспределения мировых капиталов. В логике западных элит разрушение нестабильных регионов — инструмент для возврата денег в «тихие гавани»: Лондон, Нью-Йорк, Цюрих.

«Ближний Восток, по логике Запада, должен быть разрушен. Тогда потоки капитала вернутся в безопасные порты. И тогда можно будет делать очередной перезапуск, очередной “большой ноль”. Потому что элита — она включается только под страхом. Без страха она живёт в TikTok-режиме».

Этот страх — возможно, единственное, что ещё может пробудить остатки стратегического мышления в западном истеблишменте. Не гуманизм, не уважение к другим, не стремление к равенству — а простой страх потери всего.

Финансовый кризис может стать:

• Тормозом для войны — просто потому, что не останется ресурсов для её продолжения;
• Поводом для отката риторики — как это бывало раньше в периоды обострений;
• Шансом для переосмысления стратегии — если часть элиты всё же решит, что жить в мире выгоднее, чем в хаосе.

Конечно, нельзя рассчитывать на чудо. Но Щелин справедливо замечает: высокомерие без денег долго не живёт. Либо Запад откажется от логики господства, либо он столкнётся с миром, в котором господам больше нечем кормить собственных слуг. А это будет началом новой эпохи — не обязательно лучшей, но точно другой.

И потому, как ни парадоксально, именно финансовая катастрофа — единственный язык, на котором Запад сегодня ещё способен воспринимать реальность.

Заключение.

В этой статье мы шаг за шагом разобрали суть цивилизационного тупика, в котором оказались отношения между Россией и Западом. Главная мысль Павла Щелина проста, но неудобна: Запад больше не признаёт в других даже врагов — он признаёт только рабов. А с рабом не ведут переговоры. С ним — торгуются, его — принуждают, ему — диктуют. И если он не подчиняется, то это не вызывает уважения, а только ярость: «Как он смеет?»

Потому любые мирные инициативы, любые дипломатические предложения, любые заявления о равенстве воспринимаются не как жест партнёрства, а как акт мятежа. Один говорит: «Давайте жить по-братски». Другой слышит: «Я бросаю вызов господину». И пока такая логика определяет мышление западной элиты — все договорённости будут либо фарсом, либо временным тактическим манёвром.

Мы живём в мире, где у разных цивилизаций не просто разные интересы — у них разные игры, разные языки и разные ощущения времени. Россия — государство. США — пиратская республика. Украина — сектантская община. И каждый говорит с другими так, как будто все остальные живут по тем же законам.

Но надежда всё же есть. И заключается она не в просвещении, не в гуманизме, не в просыпающейся совести. Надежда — в страхе и в кризисе. Когда рухнут рынки, исчезнет иллюзия безопасности, когда господа поймут, что им нечем кормить прислугу — возможно, в их головах вновь возникнет уважение к реальности. А за ним — и к тем, кого они до этого считали недостойными диалога.

Пока этого не случилось — Россия должна говорить с Западом так, как говорили бы с хозяином, потерявшим разум. Не с надеждой на дружбу, а с расчётом на холодную сдержанность. Не с пафосом обиженного — а с уверенностью того, кто знает: чужой мир не обязательно должен тебя признать, чтобы ты остался собой.

Источники.

Материал основан на видео с участием Павла Щелина.

Ссылка на его телеграм-канал: https://t.me/common_sen