Прокси-война: современное оружие тихой глобальной бойни

Современные державы всё реже воюют друг с другом напрямую. На смену открытым столкновениям пришли прокси-войны — конфликты, в которых главные игроки остаются в тени, а на передовой гибнут другие. Формально — это «внутренний кризис» или «гражданская война», по факту — бойня по чужому заказу.

Почему великодержавия используют прокси, как формируются такие конфликты, кто платит по счетам и можно ли выйти из этой игры? В этой статье мы разберём механизм прокси-войн на примерах и покажем, почему без их понимания невозможно объяснить политику XXI века.

Глава 1. Терминология.

Без чётких определений разговор о прокси-войнах быстро скатывается в лозунги. Поэтому начнём с базы: разберём происхождение термина, его академическое значение и переведём всё это на «человеческий» язык. Именно понимание нюансов даст нам ключ к анализу всей остальной темы.

Этимология.

Корень proxy восходит к латинскому procuratio — доверенность на управление чужим имуществом или делами. Уже в Древнем Риме существовал институт представителей, которые действовали «от лица и по поручению». В английской средневековой юриспруденции слово перешло в форму procuracy, а затем сократилось до proxy.

В дипломатии XIX века «proxy» использовали для обозначения посланников, подписывающих договоры вместо монархов. Но настоящий взрыв термина произошёл после Второй мировой войны, когда две сверхдержавы — СССР и США — не могли напрямую схлестнуться без риска ядерного апокалипсиса. Они начали вести «войны по доверенности», поддерживая чужие армии и правительства (свои прокси).

Интересный факт: в официальных документах Пентагона 1950–1960-х гг. встречалась формулировка proxy forces, обозначавшая «местные формирования, способные сдерживать коммунистическую экспансию без прямого участия американских войск». Так термин из юриспруденции окончательно перекочевал в стратегические доктрины.

Что такое прокси-война?

Современные военные словари дают такое определение: прокси-война — это вооружённый конфликт, в котором внешние державы опосредованно реализуют свои интересы через поддержку местных сил, избегая открытого столкновения друг с другом.

Ключевых элемента здесь три:

• Наличие как минимум одного внешнего покровителя, снабжающего ресурсами.
• Наличие местного актора, который принимает огонь на себя.
• Отрицание прямого участия («нас там нет», «это внутренний конфликт»).

Отличие от классической гражданской войны в том, что гражданская может быть и без внешних игроков, тогда как прокси-война без покровителя просто теряет смысл.

Ещё важная деталь: покровителей может быть несколько, и они могут поддерживать противоположные стороны. Тогда конфликт становится ареной для чужого геополитического дерби, а местные интересы окончательно уходят на второй план.

Что такое прокси-война простыми словами?

Говоря простыми словами, прокси-война — это война по чужому заказу. Представьте, что две крупные державы хотят воевать, но не хотят делать это напрямую — слишком опасно (особенно, если обе обладают ядерным оружием), слишком дорого и слишком рискованно для имиджа. Вместо этого они находят третьи стороны — другие страны, вооружённые группировки или политические режимы — и втягивают их в конфликт, чтобы решать свои задачи чужими руками.

Для внешнего наблюдателя всё выглядит как локальная война: «повстанцы против режима», «гражданский конфликт» или «борьба за независимость». Но на самом деле за каждым действием стоит сценарий: кто-то поставляет оружие, кто-то платит зарплаты боевикам, кто-то диктует, когда наступать, а когда не стоит. Прокси-война — это спектакль, где настоящие режиссёры сидят за кулисами.

Простыми словами, если вы видите войну, в которой одна из сторон вооружена иностранным оружием, её лидеры учились за границей, а медиа кампания идёт на десятках языков — скорее всего, перед вами не просто война, а чужая игра на вашей земле. Именно так выглядят прокси-войны.

Глава 2. Истоки концепции прокси-войн.

Прокси-войны — это не изобретение XXI века. Подобные формы опосредованных конфликтов существовали на протяжении всей истории, просто назывались иначе. Однако именно в ХХ веке они получили системный характер и стали важнейшим инструментом внешней политики сверхдержав.

Холодная война как старт массового применения.

После Второй мировой войны мир оказался разделённым на два антагонистических лагеря — советский и западный, с центрами в Москве и Вашингтоне. Прямое военное столкновение между ними означало бы катастрофу для человечества. Именно поэтому СССР и США выбрали стратегию опосредованного противостояния — через третьи страны.

США поддерживали антикоммунистические режимы и повстанцев, СССР — социалистические движения и революции. Вместо «горячей» войны между сверхдержавами разгорелись десятки прокси-конфликтов по всему миру: в Корее, Вьетнаме, Афганистане, Анголе, Камбодже, Никарагуа и других регионах.

На первый взгляд это были локальные конфликты. Но если приглядеться, каждый из них был ареной идеологической и стратегической борьбы. В этих войнах американцы и советские не стреляли друг в друга, но активно стреляли руками других. Именно тогда прокси-модель обрела законченные черты: снабжение, обучение, информационная поддержка и управляемое обострение.

Как изменилась логика конфликтов после 1991 года.

С распадом СССР мир ненадолго стал однополярным. Казалось бы, нужда в прокси-войнах исчезнет — ведь осталась только одна глобальная сверхдержава. Однако практика показала обратное: прокси-инструмент не исчез, а наоборот — стал ещё удобнее.

США начали использовать прокси-модель для продвижения своих интересов в «неудобных» регионах — от Балкан до Ближнего Востока. Только теперь их противниками были не равные державы, а локальные силы: неугодные режимы, религиозные движения, антисистемные структуры. И снова ставка делалась на чужие руки: курды в Сирии, повстанцы в Ливии, «умеренная оппозиция» в Ираке.

Параллельно начали появляться и другие игроки: Турция, Иран, Саудовская Аравия, Израиль, Китай и, конечно, возрождающаяся Россия. Прокси-модель превратилась в универсальный инструмент геополитики: через неё можно влиять на соседей, сдерживать врагов, экспортировать нестабильность и «разменивать» конфликты в свою пользу.

Эволюция: от локальных театров до глобальных гибридных кампаний.

К 2020-м годам прокси-войны окончательно вышли за рамки чисто военных конфликтов. Они стали частью гибридных операций, в которых переплетаются вооружённое насилие, информационные атаки, кибервойна, экономическое давление и дипломатическая блокада.

Теперь прокси — это не только «повстанцы с АК», но и:

• частные военные компании, формально не имеющие отношения к государству;
• нелегитимные правительства или марионеточные политические силы;
• НКО, выполняющие функции разведки или пропаганды;
• хакеры, взламывающие инфраструктуру противника;
• медиа-холдинги, формирующие нужный нарратив в международной прессе.

Таким образом, прокси-война уже давно перестала быть «бедной войной бедных стран». Это — высокотехнологичный, многоуровневый и стратегически выверенный инструмент. И именно поэтому его продолжают использовать все крупные державы, включая тех, кто официально осуждает такую практику.

Глава 3. Зачем устраивать прокси-войны?

Прокси-война — это инструмент, который позволяет решать крупные геополитические задачи чужими руками и с минимальными рисками. В отличие от открытого военного конфликта, прокси-война — это способ «вмешательства без вмешательства», когда игрок получает максимум влияния при минимальной официальной ответственности. Рассмотрим основные цели и преимущества.

1. Уменьшение политических и репутационных рисков.

Военная интервенция — дело рискованное. Это и потери среди солдат, и международное осуждение, и возможные санкции. Прокси-модель позволяет избежать прямого участия в конфликте и сохранить политическое лицо. Если ситуация выйдет из-под контроля, всегда можно сказать: «Мы тут ни при чём, это внутренний конфликт».

Благодаря этому прокси-война часто проходит без объявлений войны, без санкций Совбеза ООН, без обязательств по международному праву. К тому же, если прокси проигрывает — покровитель может дистанцироваться и сказать: «Они просто не оправдали ожиданий».

Это крайне удобно, особенно для стран, находящихся под пристальным вниманием международных институтов и СМИ. Такой подход позволяет вести реальную войну — в условиях формального мира.

2. Экономия ресурсов и минимизация потерь.

Содержать и использовать прокси-силы значительно дешевле, чем развёртывать собственные войска. Один комплект стрелкового оружия, переданный боевикам или «повстанцам», стоит дешевле, чем неделя работы одного батальона регулярной армии.

Прокси-войны:

• минимизируют военные потери (чужие солдаты гибнут вместо своих);
• не требуют мобилизации и большого политического капитала;
• часто не отражаются в официальных военных бюджетах;
• могут вестись даже в условиях слабой экономики или кризиса;
• позволяют тестировать новое вооружение и тактики в «полевых» условиях.

Такой формат особенно удобен для государств, у которых есть амбиции, но нет ресурсов вести полномасштабную войну. Или наоборот — ресурсы есть, но нельзя рисковать собственной армией по политическим причинам.

3. Расширение влияния без прямой оккупации.

Современные державы всё реже аннексируют территории в прямом смысле — оккупация становится дорогостоящей и непопулярной. Вместо этого создаются политически или экономически зависимые территории, управляемые через прокси. Эти зоны становятся буферными, стратегически полезными и подверженными влиянию без официального контроля.

С помощью прокси можно:

• поставить у власти лояльный режим;
• создать форпост для разведки и военного присутствия;
• контролировать природные ресурсы или торговые маршруты;
• ослабить соседние государства, превратив их в нестабильные зоны;
• навязывать повестку и идеологию под видом «освободительного движения».

Таким образом, прокси-война — это не только про боевые действия. Это форма неоколониализма XXI века, где контроль осуществляется через зависимость, а не через флаги и гарнизоны.

Итог: прокси-война — это холодный расчёт, а не акт отчаяния. Она позволяет сверхдержавам и региональным игрокам воевать эффективно, гибко и с учётом политической конъюнктуры. Это объясняет, почему такие войны становятся всё более частыми — даже там, где на первый взгляд кажется, что «никто никого не оккупирует».

Глава 4. Как выглядят схемы прокси-войн?

Прокси-война — это не обязательно «повстанцы против режима» или «армия против армии». На практике существуют разные схемы, и каждая из них заточена под конкретные задачи и условия. Важно понимать, что прокси-война — это не один тип конфликта, а целый набор моделей, которые могут быть адаптированы под любую страну, контекст или внешнеполитическую цель.

Сценарий 1: Один прокси против внутреннего врага.

Классическая схема, характерная для поддержки повстанцев или оппозиции. Здесь внешняя держава делает ставку на одну вооружённую силу, которую обучает, вооружает, финансирует и информационно поддерживает. Цель — дестабилизировать власть или привести к смене режима.

Типичные примеры: вооружённая оппозиция в Сирии (поддержка со стороны США и стран Залива), «Сандиинисты» в Никарагуа, моджахеды в Афганистане в 1980-х (против просоветского правительства).

Особенности:

• высокая управляемость с одной стороны;
• возможность публичного позиционирования как «помощь народу»;
• риски распада прокси-группы на фрагменты или её радикализации.

Сценарий 2: Прокси против прокси.

Это уже полноценная прокси-война, в которой оба противника подконтрольны разным внешним силам. Именно такую модель мы видели во Вьетнаме, в Корее, в Йемене, в Сирии. Стороны конфликта сами не определяют свою стратегию полностью — решения принимаются в Вашингтоне, Москве, Тегеране, Эр-Рияде и т.д.

Такой конфликт может продолжаться годами, потому что «внешние кураторы» подливают топливо в огонь, направляя процесс так, чтобы ослаблять друг друга чужими руками.

Признаки:

• параллельная помощь воюющим сторонам от разных держав;
• наличие геополитической игры вокруг каждого этапа конфликта;
• регулярные «заморозки» и «разморозки» в зависимости от внешней конъюнктуры.

Сценарий 3: Прокси-государство как инструмент влияния.

Здесь речь идёт о целых государствах, ставших прокси — с внешне суверенными институтами, но полностью зависимыми от куратора. В таком случае руководство страны действует в интересах покровителя, а её ресурсы используются в обмен на «поддержку» и «безопасность».

Это может быть экономическая, политическая, информационная или военная зависимость. Такие страны часто используются как плацдармы: размещение военных баз, организация конфликтов, контроль соседних регионов.

Пример: Украина после 2014 года. Официально независимая страна, но критически зависящая от США (от американских и европейских ультраглобалистов) по вопросам безопасности, финансирования, военной помощи и политической линии. Фактически — политический, информационный и военный прокси в чужом конфликте.

Сценарий 4: Комбинированная модель — прокси + гибридные элементы.

Современные прокси-войны часто включают не только вооружённые группировки, но и:

• ЧВК (частные военные компании), формально не связанные с государством;
• информационные каналы, вбросы и соцсети для влияния на восприятие;
• экономическое давление и контроль над ресурсами региона;
• кибератаки, подрывы инфраструктуры, информационные операции.

Такой гибридный подход делает прокси-войны ещё более «размытыми». Кто именно участвует в конфликте? Где фронт? Где граница между вмешательством и «поддержкой демократических институтов»? Ответы на эти вопросы намеренно размываются.

Вывод: схемы прокси-войн могут быть простыми или сложными, прямыми или гибридными, одноуровневыми или многоуровневыми. Но все они сводятся к одному: внешние игроки используют чужие ресурсы — людские, территориальные, политические — для достижения собственных целей. И чем больше разнообразие схем, тем труднее разоблачить и остановить прокси-механизмы.

Глава 5. Инструменты создания и поддержки прокси.

Финансирование и вооружение.

Деньги и оружие — фундамент любой прокси-схемы. Без постоянного потока средств прокси-сила быстро превращается в мирную группу недовольных, а без вооружения — в легко подавляемую оппозицию. Поэтому покровитель выстраивает устойчивый канал поставок: открытый (официальная помощь) или теневой (контрабанда, третьи страны, «чёрный» рынок).

Финансирование чаще всего проходит в несколько «слоёв»: гранты НКО, гуманитарные организации, офшорные фонды. Так скрываются суммы и конечные адресаты. Вооружение идёт по принципу «достаточно эффективное, но не слишком современное», чтобы покровитель не рисковал секретными технологиями, а прокси не мог ударить назад.

• Стокгольмский институт SIPRI ежегодно фиксирует до 20 % мирового оборота стрелкового оружия в «серой зоне» — то есть для прокси-формирований.
• Часто поставляют боеприпасы, совместимые с оружием советского образца: дешевле и проще списать.
• Финансовые вливания маскируют под «расходы на гражданские проекты» — школы, дороги, медиа.

Обучение кадров и разведданные.

Даже самое современное оружие бесполезно без подготовленных людей. Поэтому покровитель создаёт учебные центры в соседних странах или на собственной территории. Там инструкторы обучают тактике, связи, медицине, сапёрному делу, работе с дронами.

Вторая половина вопроса — разведка. Прокси-армии редко имеют свои спутники и аналитические отделы. Им передают данные: космическая съёмка, перехваты, координаты целей. Это делает их удары точнее и впечатляет местное население, создавая имидж силы, равной регулярной армии.

• Тренинги идут циклами по 4–8 недель, чтобы быстро «перековать» простого бойца в специалиста.
• Разведданные передаются через зашифрованные мессенджеры, мобильные приложения или портативные терминалы Starlink-подобных систем.
• Часто создаётся «двойной офицерский корпус»: местный комбат и «советник» из страны-покровителя.

Информационно-цифровое сопровождение.

В XXI веке война ведётся не только на земле, но и в облаках серверов. Прокси-сила получает медийный «лифчик безопасности»: англоязычные твиттер-аккаунты, TikTok-блогеров, симпатичные логотипы и PR-агентства. Задача — сформировать глобальный нарратив: «мы боремся за свободу», «режим — террористы», «нам нужна ваша поддержка».

Параллельно запускают кибероперации: взломы сайтов противника, утечки документов, фейковые новости. Всё это подкрепляет вооружённое давление эмоциональным, деморализует население и набирает зарубежные симпатии.

• Создаются «информационные хабы» — команды из 10–30 человек, круглосуточно ведущие соцсети.
• Используются клип-видео и геймифицированные сборы донатов («купить дрон за 5$»).
• Киберпрокси (Nomad-стиль группировки) парализуют инфраструктуру врага в пик наземных атак.

Дипломатический «зонтик» и санкционная защита.

Любое вмешательство легко осудить, если покровитель не накроет прокси политическим щитом. На уровне ООН, ОБСЕ, региональных блоков работают дипломаты, смягчающие резолюции и блокирующие санкции. Формула простая: «Это внутреннее дело суверенного народа, мы лишь оказываем гуманитарную помощь».

Параллельно запускается санкционная оборона: юристы, банки, логисты создают схему, при которой прокси получает финансирование, несмотря на ограничения. В ход идут обходные платёжные системы, криптовалюты, бартер сырьём.

• В Совбезе ООН резолюции против прокси чаще всего блокируются вето покровителя.
• Точки перевалки гуманитарки превращают в логистические хабы для оружия.
• Если вводят санкции, покровитель разворачивает «теневой SWIFT» через банки третьих стран.

Вывод: создание прокси — это сложная экосистема. Финансы и оружие дают силу, обучение и разведка — мастерство, информационное поле — легитимность, дипломатия — иммунитет. Лишь в связке эти инструменты превращают группу бойцов или партию в полноценный рычаг внешней политики.

Глава 6. Хронология ключевых прокси-войн.

Афганистан 1980-е.

Афганская война 1979–1989 годов — классический пример прокси-конфликта между СССР и США. Советский Союз ввёл войска для поддержки просоветского правительства. США, Пакистан, Саудовская Аравия и другие страны начали масштабную поддержку моджахедов: оружием, деньгами, подготовкой и разведкой.

Главная цель США — втянуть СССР в «свой Вьетнам», изматывающий и дорогостоящий конфликт. С этой задачей они справились. После вывода советских войск страна была разрушена, но американцы не вмешивались в послевоенное восстановление, что привело к подъёму талибов и формированию аль-Каиды.

Это прокси-война, где обе стороны действовали через афганцев, но платили разную цену. СССР — человеческими жизнями, США — деньгами и стратегией, Пакистан — дестабилизацией собственного тыла.

Вьетнам (США – СССР).

Официально — это война между Северным и Южным Вьетнамом, но де-факто — прокси-столкновение США и СССР (вторично — Китая). Северный Вьетнам получил технику, оружие и политическую поддержку от социалистического лагеря. Юг — от США и их союзников (Южная Корея, Австралия и др.).

США не ввели армию сразу, а начинали с советников, подготовки сил, поставок вооружений. Затем масштабный ввод войск (1965) стал вынужденной эскалацией. Вьетнамская война считается неудачным прокси-кейсом США: высокая цена, поражение, подорванный авторитет.

Интересно, что после окончания войны СССР долго поддерживал Вьетнам уже без активной войны — как готовый прокси в регионе ЮВА.

Сирия (2011 – 2025).

Гражданская война в Сирии быстро превратилась в арену прокси-противостояния. США, ЕС, Турция и монархии Персидского залива поддерживали антиправительственные силы. Россия и Иран — правительство Асада. США тренировали боевиков на базах в Иордании и Турции, Россия поставляла авиацию и ПВО, а также ЧВК, Иран — элитные подразделения.

Формально противостояние велось между сирийскими группировками, но за каждой стоял международный куратор. Позже вмешались и другие акторы: курды, Израиль, Турция, ИГИЛ (признаны на территории России террористами и запрещены). Сирия стала многоуровневой прокси-войной со множеством интересов и пересекающихся альянсов.

Сирия — пример, где прокси-война превратилась в «винегрет» конфликтов. Итогом же стало поражение правительства Асада и его позорное бегство из страны. Власть захватили террористы из ХТШ (признаны на территории России террористами и запрещены), которых поддерживала Турция. А дальше — геноцид местного населения.

Йемен (2015 – …).

Йеменский конфликт — прокси-война между Саудовской Аравией (и отчасти США) против повстанцев-хуситов, которых поддерживает Иран. После захвата столицы Саны хуситами началась масштабная интервенция коалиции во главе с Эр-Риядом. Иран поставляет дроны, ракеты, консультантов. Саудиты используют наёмников, авиацию и западное вооружение.

Для Саудовской Аравии это попытка сдерживания иранского влияния. Для Ирана — дешёвый способ держать в напряжении конкурента и создавать угрозу вблизи Ормузского пролива.

Йемен стал «забытой прокси-войной», но с колоссальными гуманитарными потерями и нестабильностью для всего региона.

Украина (2014 – …).

С 2014 года конфликт на Украине перешёл из внутреннего кризиса в откровенную прокси-войну. США, Великобритания и страны НАТО поддерживают киевский режим: финансово, вооружённо, разведданными, инфраструктурно и через инструкторов. Россия — с другой стороны — рассматривает конфликт как борьбу с прокси-структурой США у своих границ.

С 2022 года прокси-компонент конфликта стал ещё явнее: Украине поставляют высокотехнологичное оружие, часть ударов планируются при помощи натовской разведки, на территории действуют иностранные ЧВК и логистические команды.

Украина — пример, когда прокси не просто работает в интересах патрона, а жертвует собственным будущим ради чужих целей. Самостоятельный политический курс утрачен, а цена — миллионы беженцев, разрушения, потерянное поколение и неонацизм во всей «красе».

Другие примеры ХХ–ХХI веков.

• Ангола (1970–1980-е): СССР и Куба поддерживали МПЛА, США и ЮАР — УНИТА. Долгий конфликт, связанный с контролем над ресурсами и сферой влияния.
• Англо-иранская война (1980–1988): Ирак против Ирана, при поддержке США и СССР (поочерёдно или одновременно, в зависимости от этапа). Протяжённая и разрушительная война на фоне холодной войны и энергетических интересов.
• Ливия (2011–2020): после падения Каддафи Ливия стала ареной прокси-противостояния между Турцией и Катаром (поддержка Триполи) и ОАЭ, Египтом, Францией (поддержка Хафтара). Пример многополярной прокси-войны с нестабильным итогом. Война в Ливии не окончилась в 2020 году — она просто вошла в фазу переменного «затишья» и политической нестабильности, сохраняя все признаки незавершённого прокси-конфликта.

Глава 7. Цена прокси-войн для всех участников.

Для покровителей.

На первый взгляд, прокси-войны позволяют крупным державам достигать стратегических целей с минимальными потерями. Отсутствие прямого участия в боевых действиях даёт возможность экономить собственные людские ресурсы и избегать прямой ответственности за последствия. Однако на деле цена для покровителей может быть куда выше, чем кажется на старте.

Во-первых, длительное финансирование и снабжение прокси-сил требует колоссальных средств, особенно при затяжном характере конфликта. Во-вторых, вовлечённость в прокси-войну часто приводит к политической токсичности и международной изоляции. Например, при провале — «подопечные» могут дискредитировать самих покровителей, особенно если совершают военные преступления или переходят под влияние других сил.

Кроме того, внутреннее общественное мнение в странах-покровителях со временем начинает уставать от «вечных конфликтов на чужой территории». Это рождает политический кризис, протесты и падение рейтингов. Таким образом, попытка сыграть в стратегическую игру чужими руками оборачивается подрывом стабильности в собственной стране.

Для прокси-сил.

Прокси-структуры — это пешки в большой игре. На начальном этапе они получают ресурсы, вооружение и медийную поддержку. Однако цена сотрудничества с внешним игроком — частичная или полная утрата политической субъектности. Их цели подчиняются интересам спонсора, что делает их зависимыми и управляемыми.

После окончания конфликта судьба прокси-сил часто трагична: их могут «слить» в рамках кулуарных договорённостей, обвинить в провалах, разоружить или даже устранить. История знает множество примеров, когда бывших союзников Запад либо бросал, либо объявлял террористами, как это случилось с талибами или курдскими формированиями в Сирии и Ираке.

Даже в случае «победы» прокси-силам редко удаётся сохранить единство и контроль. Начинаются междоусобные войны, борьба за власть и ресурсы, в результате чего страна скатывается в новый виток нестабильности.

Для мирного населения и соседних стран.

Самая тяжёлая цена ложится на плечи простых людей. Прокси-войны неизбежно сопровождаются разрушением инфраструктуры, гибелью мирных жителей, беженцами и гуманитарными катастрофами. Причём уровень жестокости в таких конфликтах нередко превышает даже традиционные войны между государствами, так как прокси-силы часто действуют без чёткой дисциплины и под прикрытием «неконтролируемых элементов».

Соседние страны также страдают от последствий: массовый приток беженцев, контрабанда оружия, рост преступности и распространение экстремистских идеологий. Конфликт быстро превращается в региональную проблему, дестабилизируя окружающее пространство.

Кроме того, возникает эффект «втягивания»: соседние режимы вынуждены занимать позицию, вооружаться, менять внешнюю политику, чтобы защититься от потенциальной прокси-эскалации у себя.

Глобальные последствия для мировой экономики и безопасности.

Прокси-войны, как правило, происходят в стратегически важных регионах: нефтеносных зонах, морских путях, транспортных узлах и политических перекрёстках. Их дестабилизация неминуемо влияет на цены на энергоресурсы, глобальные логистические цепочки и мировые рынки. Одним конфликтом можно обрушить целые отрасли — от судоходства до IT.

С точки зрения безопасности, каждая новая прокси-война повышает градус напряжения между крупными державами. Даже если они напрямую не стреляют друг в друга, увеличивается риск случайной эскалации, как в случае с инцидентами на Ближнем Востоке, когда удары по прокси-объектам едва не привели к прямому конфликту между США и Ираном.

Наконец, прокси-войны размывают международное право. Массовое использование наёмников, дронов, санкций и киберопераций делает саму систему глобальной безопасности хаотичной и нестабильной. Мир скатывается в режим перманентного конфликта низкой интенсивности.

Глава 8. Как распознать назревающую прокси-войну?

1. Маркеры: резкий рост поставок оружия, медийная «демонизация».

Один из самых очевидных сигналов подготовки к прокси-войне — внезапный рост военной активности вокруг нестабильного региона. Это выражается в поставках оружия, проведении «учений» рядом с границами, появлении новых контрактов на военное сотрудничество. Часто это сопровождается поставками не просто стрелкового оружия, а высокотехнологичных систем: ПВО, БПЛА, спутниковых данных.

Параллельно начинается агрессивная информационная кампания. Одна из сторон конфликта начинает системно демонизироваться в международной и локальной прессе. В ход идут обвинения в авторитаризме, геноциде, терроризме, нарушениях прав человека. Это создаёт моральную основу для вмешательства извне — якобы «во имя спасения народа».

Такой нарратив сопровождается волной репортажей, фильмов, блогов и аналитики, где «плохой» превращается в архетипического врага, а будущий прокси — в «героев борьбы за свободу». Именно так начинались конфликты в Ливии, Сирии и на Украине.

2. Активизация НКО и «волонтёрских» структур.

В преддверии прокси-конфликта в страну или регион внезапно начинают стекаться НКО, фонды, правозащитные организации и псевдоволонтёрские движения. Под предлогом гуманитарной миссии, развития демократии или помощи населению, они налаживают связи с местными элитами, оппозиционерами, молодёжью, активистами и СМИ.

Эти структуры работают на нескольких уровнях. Во-первых, они формируют нужную идеологическую повестку: через образовательные проекты, медиа и уличные акции. Во-вторых, они помогают координировать будущие протестные или вооружённые действия. Во многих случаях НКО становятся каналами финансирования и вербовки — особенно под видом «грантов» и «обмена опытом».

Примеры? Вспомните активность западных НПО в Восточной Европе перед 2014 годом, «волонтёров» в Сирии, гуманитарные миссии в Судане или массовую активность фондов в Казахстане накануне беспорядков. Всё это — не случайности, а проверенные шаги по накачке прокси-актива.

3. Экономические и санкционные подготовительные меры.

Прокси-война — это не только пушки, но и рубильники экономики. За несколько месяцев до начала открытого конфликта начинается волна санкций, торговых ограничений, заморозки счетов и усиления давления на элиты. Это делается для того, чтобы ослабить основного оппонента до старта горячей фазы, спровоцировать внутренние беспорядки и подготовить поле для прокси-структур.

Санкции также становятся инструментом «воспитания» прокси-сил: поддержка идёт только тем, кто готов играть по правилам спонсора. Это не только кнут, но и пряник: кредиты, поставки, помощь, доступ к технологиям — но строго за лояльность.

Немаловажно: параллельно с санкциями в оборот запускаются фейки и экономические «страшилки» в СМИ — чтобы запугать инвесторов, обрушить биржи и вызвать панические настроения. Всё это подталкивает местные власти к ошибочным решениям и создаёт ощущение неизбежности конфликта.

Глава 9. Возможные сценарии выхода из прокси-конфликта.

Договорённости покровителей «над головами» прокси.

Самый типичный сценарий завершения прокси-войны — закулисные переговоры между основными внешними игроками. Покровители, убедившись в том, что дальнейшее участие в конфликте становится невыгодным или опасным, начинают договариваться между собой, фактически игнорируя мнение своих «подопечных» на земле.

Примеры подобных решений — договорённости между США и СССР в ходе ближневосточных войн XX века, «развод» между Турцией и Россией в Сирии (до 2025 года) или соглашения по Южному Судану, где ключевую роль сыграли Китай и США. Часто это происходит в условиях полного обвала прокси-сил, которых просто используют как предмет торга.

Итог: прекращение боевых действий, формальное перемирие, и — в лучшем случае — начало формального политического процесса. Однако для населения это не всегда означает мир: большинство структур на местах остаются нестабильными.

Военное поражение одной из сторон.

Иногда конфликт завершается силовым путём — когда одна из прокси-сил терпит полное военное поражение, а её покровитель теряет интерес к поддержке. Такое развитие событий возможно при отказе одной из великих держав от дальнейших вложений — финансовых, политических и военных.

Так было, например, в Афганистане в 1990-х, когда советская поддержка прекратилась, а режим Наджибуллы быстро пал. Аналогичное произошло и в 2021 году, когда за считанные дни пал проамериканский режим, и к власти вернулись талибы. Похожая ситуация наблюдалась в Ливии, когда западные покровители свергли Каддафи, но не стали поддерживать ни одну из сторон дальше, фактически бросив страну в анархию.

Проблема такого сценария — отсутствие чёткой поствоенной архитектуры. Победа одной стороны не означает восстановление порядка, и нередко за ней следуют годы партизанской войны, хаоса и мщения.

Вмешательство международных организаций (часто номинальное).

Формально ООН, ОБСЕ и другие структуры существуют как институты предотвращения и урегулирования конфликтов. На практике их вмешательство часто запаздывает, носит номинальный характер и служит ширмой для сохранения статус-кво или легализации договорённостей, уже достигнутых за кулисами.

Миротворческие миссии вводятся, когда стороны и так истощены или готовы к компромиссу. При этом реальные функции таких организаций сводятся к наблюдению, фиксации нарушений и логистической помощи. Примеры — Косово, Кипр, Восточная Украина до 2022 года.

Иногда международные силы используются как инструмент давления на одну из сторон. Это может быть «заморозка конфликта» под видом гуманитарной миссии, но в реальности — это поддержание выгодного баланса сил, а не путь к миру.

Конвертация прокси-войны в «замороженный» конфликт.

Частый и очень опасный сценарий — формальное прекращение активных боевых действий без решения ключевых противоречий. На практике это означает, что линии фронта фиксируются, стороны остаются вооружёнными, а напряжённость — хронической.

Классические примеры: Приднестровье, Карабах (до 2023 года), Донбасс (до 2022 года), Корея. Внешне — тишина, но внутри — тикающая мина. Любой триггер может снова запустить боевые действия, и ситуация становится заложником международной конъюнктуры.

Замороженный конфликт удобен для внешних игроков: он сохраняет рычаги влияния, позволяет шантажировать обе стороны и удерживать регион в полуподчинённом состоянии. Но для населения это означает десятилетия неопределённости, нестабильности и страха.

Заключение.

Прокси-войны — это главный инструмент глобального соперничества в эпоху, когда прямое столкновение между великими державами становится слишком рискованным. Они маскируют реальную расстановку сил, подменяют понятия и позволяют ведущим игрокам вести войну, не называя её войной. Но такая форма конфликта вовсе не делает его менее разрушительным — напротив, она усиливает страдания тех, кто оказался на передовой чужих интересов.

Для стран-покровителей прокси-войны — способ решать геополитические задачи с минимальными издержками. Для прокси-сил — шанс заявить о себе, но с высокой вероятностью быть использованными и брошенными. А для мирного населения — бесконечная боль, хаос, разруха и потерянные поколения. Для мира в целом — хроническая нестабильность, подрыв международного права и рост глобальной недоверчивости.

Понимание механики прокси-войн — это не просто академический интерес. Это жизненно важный навык в XXI веке. Он позволяет распознавать манипуляции, трезво оценивать международные события и — главное — не стать пешкой в чужой игре. Ведь именно это, в конечном счёте, и есть цель прокси-войны: использовать других для достижения своих целей, оставив им руины, а себе — пространство для нового раунда.