Почему неоконы опаснее, чем кажется: от Ирака до Украины

Они не формируют партии, не зовут на митинги и не суют свою физиономию в рекламу. Их не интересует народная любовь. Их оружие — кабинеты власти, аналитические центры, влиятельные журналы и невидимая рука лоббизма. Они могут начать войну, не выходя из офиса. И именно они стоят за многими катастрофами последних десятилетий. Это — неоконы.

Официально они — патриоты США, мечтающие нести миру демократию. На деле — политические инженеры, готовые взорвать любую страну ради сохранения глобального господства Америки. Почему их до сих пор не видно на скамье подсудимых, а наоборот — они продолжают влиять на президентов, Госдеп и Пентагон? Кто они такие, откуда взялись и чего добиваются?

Разберёмся в этом шаг за шагом. Без эмоций, но с фактами. Без конспирологии, но с ясным пониманием, почему знать о неоконах сегодня важнее, чем вчера.

Глава 1. Определение.

Этимология термина.

Слово «неокон» происходит от английского neoconservative, что в дословном переводе означает «неоконсерватор». Приставка neo- указывает на «новизну» по отношению к традиционному консерватизму. Этот термин начали использовать в политологической среде США во второй половине XX века для обозначения особой группы интеллектуалов, которые покинули лагерь либералов и стали сторонниками жёсткой внешней политики и укрепления американской мощи.

Само слово приобрело широкое распространение в 1970–1980-х годах, особенно в период президентства Рейгана, а затем окончательно закрепилось в политическом лексиконе после вторжения США в Ирак в 2003 году. Термин чаще используется в критическом или ироничном ключе, чем как официальное самоопределение.

Что такое неоконсерватизм и кто такие неоконсерваторы?

Неоконсерватизм — это политическая идеология, возникшая в США, которая объединяет жёсткую внешнюю политику, интервенционизм, стремление к глобальному лидерству США и веру в универсальность американской модели демократии.

Неоконы выступают за активное вмешательство США в дела других стран — вплоть до смены режимов — с целью установления выгодного для Вашингтона мирового порядка. Неоконы считают, что Америка должна быть не просто «светочем демократии», а военным, политическим и моральным центром мира. Для этого, по их мнению, допустимы любые средства: санкции, спецоперации, информационные кампании, создание «управляемого хаоса».

Кто такие неоконсерваторы простыми словами?

Неоконы — это идеологические «ястребы», которые считают, что США имеют право и обязанность навязывать остальному миру свою систему ценностей с помощью силы. Границы, суверенитет, чужие культуры и традиции — всё это для них вторично по сравнению с «американским порядком».

Если грубо, то неокон — это человек, который называет бомбардировку «миссией по спасению демократии», считает НАТО силой добра, а любой суверенный режим, не согласный с США, — угрозой, которую нужно устранить. При этом делает он это не от имени народа США, а от имени узкой элиты, претендующей на глобальное управление.

Глава 2. Происхождение неоконсерватизма.

Интеллектуальные корни: бывшие либералы и троцкисты.

Неоконсерватизм возник не как движение «справа», а как своего рода идеологическая метаморфоза левых интеллектуалов, разочаровавшихся в собственном лагере. В 1930–40-х годах многие будущие неоконы были троцкистами и социалистами. Однако с годами они отошли от марксистских идей, сохранив при этом важную черту — веру в мессианскую миссию идеи. Только теперь этой идеей стала «американская демократия».

Ядро будущего неоконсервативного движения сформировали преимущественно еврейские интеллектуалы из Нью-Йорка, связанные с университетской и журнальной средой. Они сохраняли интерес к философии, истории и идеологическим вопросам, но начали всё чаще критиковать культурный релятивизм, пацифизм и антивоенные движения, господствовавшие в либеральной среде 1960-х.

1960–70-е: реакция на протесты против войны во Вьетнаме.

Катализатором перехода стал раскол внутри американской либеральной элиты во время Вьетнамской войны. Молодёжные протесты, контркультура, «новые левые» — всё это вызывало у части интеллектуалов раздражение. Они начали воспринимать левый лагерь как наивный, слабый и не способный защитить американские интересы в условиях глобальной конфронтации с СССР.

На этом фоне бывшие либералы начали сближаться с республиканцами, в первую очередь с их внешнеполитическим крылом. К 1970-м годам оформилась особая группа аналитиков и публицистов, которые критиковали как изоляционизм старых правых, так и пацифизм левых. Им нужны были деньги, армия и миссия. Это и стало основой будущей неоконсервативной идеологии.

Поворот к Рейгану: от критиков левых к столпам правых.

С приходом Рональда Рейгана в 1980 году неоконы окончательно стали частью республиканского мейнстрима. Они получили доступ к власти, аналитическим центрам, оборонным бюджетам и внешнеполитическим институтам. Именно в этот период они превратились из идеологов в практиков.

Их философия заключалась в следующем: СССР — «империя зла», Америка — «град на холме», и задача США — активно, в том числе военным путём, экспортировать свои ценности и разрушать «враждебные режимы». Это создало фундамент для будущих интервенций 1990-х и 2000-х годов.

Роль журнала Commentary и других интеллектуальных платформ.

Медиаплатформы сыграли ключевую роль в формировании и распространении неоконсервативных идей. Особенно важен был журнал Commentary, которым долгое время управлял Ирвинг Кристол — один из отцов-основателей неоконсерватизма. Он создал идеологическую базу, с которой уже нельзя было спорить на уровне здравого смысла: демократия хороша, враги демократии — зло, и Америка должна быть арбитром.

Также важную роль сыграли аналитические центры вроде American Enterprise Institute, Heritage Foundation, Hudson Institute и позже — Project for the New American Century (PNAC). Эти структуры позволили неоконам продвигать свои идеи в официальную политику, создавая впечатление «экспертного консенсуса» вокруг внешнеполитической агрессии США.

Глава 3. Идеология и принципы неоконов.

Американская исключительность.

В центре неоконсервативного мышления лежит идея американской исключительности. Это убеждённость в том, что США — не просто одна из стран, а уникальная цивилизация, обладающая моральным правом и обязанностью формировать мировой порядок. Эта исключительность интерпретируется не как ответственность, а как механизм легитимации любого вмешательства — политического, экономического, военного.

Именно из этой идеи проистекает всё остальное: если Америка — «град на холме», то её оппоненты — «варварские режимы», «диктатуры», «террористы» и «угроза демократии». А если это так, то и любые действия США — по определению праведны, даже если они нарушают международное право или вызывают гуманитарные катастрофы.

Распространение демократии «по шаблону».

Неоконы исповедуют идею универсальности западной, прежде всего американской, модели демократии. Они считают, что эта модель применима ко всем странам и культурам без исключения. Следовательно, если некая страна не соответствует американским критериям «демократичности» — её нужно реформировать. А если реформы невозможны — сменить режим.

Такая позиция отрицает культурные, исторические и религиозные особенности народов. В неоконской логике иракцы, афганцы, ливийцы или украинцы — это «сырьё», из которого можно «сделать» американоподобное общество. Неважно, хотят они этого или нет. Главное — результат, желательно быстрый и телевизионный.

Милитаризм и активная внешняя политика.

Неоконы считают, что сила — это не только инструмент защиты, но и инструмент «созидания». Они убеждены, что военные интервенции могут и должны быть инструментом распространения демократии. Поэтому при каждом удобном случае они лоббируют удары, бомбардировки, вторжения и «миссии по стабилизации».

Особенно активно они продвигали эту линию после 11 сентября 2001 года, когда общественный страх в США стал отличной питательной средой для оправдания любых действий — от Ирака до беспилотников в Йемене. Именно в этот период неоконы практически без сопротивления сформировали повестку внешней политики США на годы вперёд.

Пренебрежение международными институтами.

Неоконы демонстрируют откровенное презрение к таким институтам, как ООН, международное право, Женевские конвенции и прочие «ограничители». Эти механизмы рассматриваются ими как мешающие американской инициативе или как инструменты для слабых. Если ООН поддерживает удар по «режиму» — отлично. Если против — игнорируем.

Такой подход приводит к разрушению международной правовой архитектуры. США в неоконской логике — не просто одна из сторон, а судья, прокурор и палач в одном лице. И если союзники не согласны, их можно шантажировать или заменить.

Вера в силу США как «мирового жандарма».

В центре мировоззрения неоконов стоит идея, что только США могут обеспечить «порядок». Причём порядок этот понимается не как справедливость, а как контролируемая иерархия с США на вершине. Именно поэтому они так болезненно реагируют на рост Китая, независимость России или попытки Европы действовать самостоятельно.

В роли «жандарма» Америка может использовать не только танки и ракеты, но и экономические санкции, политическое давление, информационные кампании, финансирование оппозиции. Важно не просто наказать «непослушных», а показать другим, что сопротивление дорого обходится.

Глава 4. Ключевые фигуры и структуры.

Основатели и идеологи прошлого.

Истоки неоконсервативной мысли связаны с несколькими ключевыми фигурами, чьи публикации, лоббистская деятельность и участие в государственных структурах заложили идеологический фундамент. Один из главных — Ирвинг Кристол, которого часто называют «крёстным отцом неоконсерватизма». Именно он первым сформулировал концепцию «демократии с американским лицом» как универсального рецепта внешней политики.

Его сын, Уильям Кристол, продолжил дело отца, став видным публицистом и основателем издания *The Weekly Standard* — рупора неоконов в 1990-х и 2000-х годах. Также важны Пол Вулфовиц (бывший замминистра обороны США, автор доктрины упреждающих ударов), Ричард Перл (экс-глава Совета по оборонной политике) и Элиот Абрамс (специалист по смене режимов в Латинской Америке и на Ближнем Востоке).

Все они активно работали в администрациях Рейгана, Буша-старшего и особенно Буша-младшего, формируя внешнюю политику США в 1980–2000-х годах. Они создали архитектуру интервенционизма, которая работает до сих пор.

Современные и действующие неоконы.

Сегодня неоконсерватизм не ушёл в тень — он просто сменил фасад. После краха репутации республиканцев во время войны в Ираке, многие неоконы переориентировались на Демпартию, где нашли новый дом в окружении Байдена и Обамы. Это не столько предательство партийных принципов, сколько приспособление ради выживания и влияния.

• Виктория Нуланд — одна из самых активных фигур в продвижении «демократии» за рубежом, особенно на постсоветском пространстве. Именно она курировала события на Украине в 2014 году.
• Энтони Блинкен — госсекретарь США, представитель умеренного неоконства с «либеральным лицом». Последовательно проводит жёсткую линию против России, Ирана и Китая.
• Джейк Салливан — советник по нацбезопасности при Байдене. Один из главных архитекторов текущей внешней политики США, в которой сочетается неоконская агрессия и ультраглобалистская риторика.
• Сэмюэл Чарап — аналитик RAND Corporation и влиятельный эксперт по России. Активно продвигает идею давления и «цивилизованной изоляции» Москвы.
• Элиот Коэн — теоретик «вечной войны», сторонник постоянного вмешательства США в геополитику других стран.
• Брет Стивенс — публицист New York Times, пропагандист американской «силовой добродетели» и сторонник максимального давления на «автократии».

Эти люди — не просто аналитики и публицисты. Они входят в государственные структуры, принимают участие в переговорах, разрабатывают санкционные списки и формируют внешнюю политику США в реальном времени.

Ключевые структуры влияния.

Неоконы действуют не напрямую, а через сетку аналитических центров (think tanks), фондов, университетов и СМИ. Эти институты создают информационный фон, который легитимизирует любые действия США как «необходимые и разумные».

• Project for the New American Century (PNAC) — уже не существует, но в своё время был «кузницей» идей для войны в Ираке и активного передела мира.
• American Enterprise Institute (AEI) — аналитический центр, где работают многие ветераны неоконсервативной школы.
• Hudson Institute — концентрирует вокруг себя экспертов по России и Китаю с жёсткой антироссийской позицией.
• Brookings Institution, Council on Foreign Relations (CFR), Carnegie Endowment — глобальные площадки, где неоконы регулярно публикуют доклады, создавая иллюзию научной объективности.

Через эти структуры неоконы влияют на законы, бюджеты, международные соглашения и — самое главное — на мировоззрение элит. Их задача — не просто убедить, а создать ощущение «консенсуса», в котором альтернативе нет места.

Глава 5. Неоконы на практике: вмешательства и катастрофы.

Ирак (2003): ложь, нефть и геополитический передел.

Война в Ираке — наиболее яркий и катастрофический пример применения неоконской доктрины на практике. Под предлогом наличия оружия массового уничтожения, которое впоследствии не было найдено, США начали вторжение в суверенное государство. Главными идеологами кампании были неоконы: Пол Вулфовиц, Ричард Перл, Дональд Рамсфелд и другие члены администрации Буша-младшего.

Результат: разрушенная страна, сотни тысяч погибших, рост терроризма, возникновение ИГИЛ, нестабильность на десятилетия. Но неоконы не посчитали это провалом. Для них важнее было другое: уничтожение режима, не подчиняющегося США, и контроль над нефтяной системой.

Настоящей причиной вторжения стала попытка Саддама Хусейна торговать нефтью за евро, а не за доллар. Это напрямую угрожало долларовой системе расчётов за нефть, известной как нефтедоллар. Угроза обрушения этой системы — табу для Вашингтона, и реакция последовала молниеносно. Таким образом, неоконы выступили не только как идеологи, но и как охранители глобальной долларовой гегемонии.

Ливия (2011): уничтожение государства под видом «гуманитарной миссии».

Операция в Ливии началась под соусом «защиты гражданского населения» от Муаммара Каддафи. В реальности же это была типичная неоконская операция, где использовалась доктрина «ответственности за защиту» (R2P) как инструмент для смены режима. Среди лоббистов удара — уже знакомые лица: Хиллари Клинтон, Сьюзан Райс, Виктория Нуланд, а также структуры, финансируемые теми же think tanks.

После свержения Каддафи Ливия превратилась в территорию без центральной власти, с разрозненными вооружёнными группировками, торговлей рабами, наркотрафиком и хаосом. Но и тут важен один малоизвестный факт: Каддафи намеревался ввести золотой динар и создать независимую финансовую зону в Африке, вытесняя доллар и евро. Его устранение был не просто политическим актом — это был финансовый терроризм в интересах глобальной валютной архитектуры.

Сирия: ставка на хаос и ослабление союзников России.

Сирийский кризис начался как часть «Арабской весны», но быстро превратился в ещё один проект по смене режима. США и их союзники поддерживали «умеренную оппозицию», которая на практике часто сливалась с радикалами, включая исламистские группировки. Задача неоконов была проста: убрать Асада как союзника Ирана и России, ослабить «шиитскую дугу» и создать управляемый хаос в регионе.

Неоконская логика здесь очевидна: даже если государство не удаётся «построить по-новому», его можно разрушить, чтобы не мешало. Бонусом был бы выход Катара и Саудовской Аравии на европейский газовый рынок через территорию Сирии — что тоже бьёт по интересам России. Сирия стала учебником «многоходовки», где стратегическая цель маскируется под гуманитарную операцию.

Украина: новый полигон для неоконской стратегии.

События на Украине с 2014 года — образец неоконской геополитики. Под видом поддержки «европейского выбора» США способствовали свержению легитимной власти, при этом не скрывая своего вмешательства (прямая работа Виктории Нуланд, поддержка через фонды и НКО). После этого последовала милитаризация, антироссийская пропаганда и создание из Украины инструмента давления на Россию.

Особенность в том, что Украина не нужна как успешное государство. Её роль — быть расходным материалом в конфликте с Россией. Эта стратегия идеально вписывается в неоконскую парадигму: ослабление конкурентов через третьи руки, разрушение региональной стабильности и стравливание народов для достижения стратегических целей США.

Экономическая подоплёка: защита нефтедоллара и контроль над ресурсами.

За каждой «борьбой за свободу» часто стоит борьба за финансовое доминирование. Нефтедоллар — это ключевой механизм, благодаря которому США могут печатать деньги без инфляции, экспортируя доллары по миру в обмен на реальный товар — нефть. Любая угроза этой системе воспринимается как акт войны.

Саддам, Каддафи и даже Иран пытались искать альтернативы доллару — их постигла участь мишеней. Неоконы в этой системе — идеологическое прикрытие финансово-силовой машины, их задача — придать «высокий смысл» ударам, в которых на кону стоят триллионы.

Глава 6. Критика неоконов.

Со стороны «левых»: милитаризм и неоколониализм.

Левые критики в США и за рубежом обвиняют неоконов в превращении внешней политики в инструмент агрессии и подчинения слабых стран. По их мнению, неоконы — это наследники неоколониализма, которые вместо прямой оккупации используют смену режимов, экономическое давление и «гуманитарные интервенции» как форму скрытого господства.

Особенно жёсткая критика поступает от антиглобалистской и прогрессивной интеллигенции, которая указывает: неоконская политика ведёт к массовым разрушениям, гуманитарным катастрофам и миллионам беженцев. США, утверждают они, теряют моральное превосходство, превращаясь в источник нестабильности под прикрытием «ценностей».

Со стороны «правых»: предательство национальных интересов.

Парадоксально, но и внутри правого лагеря США неоконы подвергаются критике — особенно со стороны традиционалистов, патриотов и сторонников изоляционизма. Их главный аргумент: неоконская стратегия ведёт к бесконечным войнам, которые не имеют ничего общего с защитой национальных интересов США.

Такие критики (например, сторонники Дональда Трампа и часть республиканцев нового поколения) считают, что Америка должна «заниматься собой», а не разбрасывать миллиарды долларов на чужие конфликты. Для них неоконы — это глобалисты в овечьей шкуре, которые прикрываются патриотизмом, но действуют в интересах транснациональных структур и ВПК.

Обвинения в разрушении государств и международной нестабильности.

Критика не ограничивается идеологическими дебатами. На практике неоконы оставили за собой след из разрушенных стран: Ирак, Ливия, Афганистан, Сирия. В каждой из этих стран после вмешательства США не наступил ни «мир», ни «демократия». Напротив — начались гражданские войны, гуманитарные кризисы, миграционные потоки, которые затопили Европу и соседние регионы.

Неоконы при этом не несут никакой ответственности. Никто не осуждён, не отстранён, не покаялся. Напротив, многие из них продолжают занимать посты и публиковать колонки, как будто Ирак — это «неудачный, но благородный эксперимент». Такая безнаказанность усиливает недоверие к США и стимулирует рост антагонистов, от Талибана до БРИКС.

Подозрения в лоббизме и двойных стандартах.

Неоконы — не просто идеологи. Это люди, связанные с военной промышленностью, энергетикой, финансовыми институтами. Их участие в войнах, как показывают журналистские расследования, часто сопровождается откровенным лоббизмом. Контракты на поставки оружия, участие в послевоенном «восстановлении», доступ к ресурсам — всё это часть схем, в которых «демократия» становится прикрытием для доходов.

При этом неоконы регулярно используют двойные стандарты. Авторитарные режимы, которые лояльны к США, получают поддержку. Независимые государства, даже демократические (вроде Венесуэлы при Чавесе), — становятся мишенью. Это говорит не о приверженности ценностям, а о инструментальном подходе к морали, где всё решает выгода.

Глава 7. Современное состояние: неоконы после Трампа.

Первый срок Трампа: удар по неоконам.

Когда Дональд Трамп впервые занял пост президента США в 2016 году, это стало серьёзным вызовом для неоконской элиты. Он пришёл под лозунгами «America First», открыто критиковал войну в Ираке, выступал против вмешательства в дела других стран и требовал сократить внешнеполитические авантюры.

Многие неоконы восприняли Трампа как угрозу. Они поддержали Хиллари Клинтон и позже — Джо Байдена, несмотря на принадлежность к противоположной партии. Это был тактический союз против «непредсказуемого изоляциониста», который ставил под сомнение саму основу их внешнеполитической парадигмы.

Тем не менее, даже в окружении Трампа сохранялось влияние отдельных представителей неоконского лагеря — особенно в Пентагоне, Госдепе и разведсообществе. Но в целом при Трампе неоконы потеряли статус «мозгового центра» внешней политики.

Байден и временный ренессанс неоконов.

С приходом Джо Байдена в 2021 году неоконы вновь оказались у руля. В его администрации ключевые внешнеполитические посты заняли фигуры, напрямую или косвенно связанные с неоконсервативной школой: Энтони Блинкен, Виктория Нуланд, Джейк Салливан и другие. Это позволило запустить целый ряд инициатив, соответствующих неоконской логике: поддержка Украины, давление на Китай, обострение против Ирана.

Неоконы воспользовались шансом для восстановления утраченного влияния. Они встроились в либеральную повестку, переодевшись в «защитников демократии» и «ценностей свободного мира», скрывая под этим старую добрую стратегию давления, санкций, интервенций и военных бюджетов.

Особенно активно они развернулись на украинском направлении, превратив конфликт в Восточной Европе в новый полигон своей идеологии. Одновременно они усиливали сотрудничество с глобалистами, формируя временный альянс ради удержания доминирования США в мире.

Украина как новый полигон.

Украинский конфликт стал для неоконов ключевой ареной геополитического давления на Россию. Под прикрытием поддержки «борьбы за демократию» США накачивали режим в Киеве оружием, деньгами, разведданными и политическим прикрытием. Цель была проста: превратить Украину в инструмент истощения России, создавая управляемый и затяжной конфликт.

Для неоконов этот проект оказался удобным сразу по нескольким причинам:

• Он оправдывает рост военных расходов и контрактов для ВПК.
• Он укрепляет НАТО и подчиняет Европу американским интересам.
• Он разрушает отношения России с Западом и отрезает её от Европы.
• Он создаёт медиаплатформу для демонизации России на десятилетия вперёд.

Однако с возвращением Трампа в Белый дом в 2025 году этот проект оказался под угрозой. Новый президент начал сокращать объёмы поддержки, настаивать на переговорах и призывать к деэскалации ради американских интересов. Это резко ослабило позиции неоконов, вызвав панику в их окружении и дипломатических структурах. Тем не менее, влияние не исчезло — оно просто перешло в фазу медийного и закулисного давления.

Правда, и сам Трамп за последний месяц (середина апреля — середина мая 2025 года) продемонстрировал свою лицемерную позиции «посредника», передав Украине дальнобойные баллистические ракеты ATACMS и ракеты для ПВО Patriot. Как бьётся роль посредника со спонсорством одной из сторон конфликта?

Трамп-2: реванш против неоконской системы.

Выборы 2024 года изменили расклад. Возвращение Дональда Трампа во власть стало ударом по позициям неоконов. Новый (второй) срок Трампа начался с публичных заявлений против вмешательства в Украинский конфликт, пересмотра отношения к НАТО и обещаний «перестать быть мировым полицейским».

Для неоконов это означает второй этап отступления. Хотя часть их людей ещё сохраняется в Госдепе и медийных структурах, общий курс администрации снова стал более прагматичным, ориентированным на внутренние приоритеты США. Это означает сокращение финансирования «демократических проектов» за рубежом, снижение уровня интервенционизма и ослабление влияния внешнеполитических «ястребов».

Однако неоконы не исчезают — они приспосабливаются. Часть из них переключается на работу в think tanks, СМИ, международные структуры, где продолжают продвигать нужные нарративы. Они ждут нового поворота — и, возможно, готовят следующий заход в политическую элиту.

Остаточное влияние и попытка сохранить контроль.

Несмотря на поражение на президентском уровне, неоконы сохраняют сильные позиции в Конгрессе, ВПК, аналитических центрах и крупных СМИ. Через эти каналы они продолжают влиять на общественное мнение, формировать повестку и создавать давление на администрацию Трампа.

Они делают ставку на «гибридное давление» — через сенаторов, через резолюции, через медийные скандалы. Их цель — не допустить разворота Америки от глобального контроля к суверенному изоляционизму. Поэтому сегодня они скорее обороняются, чем наступают — но остаются опасными, учитывая их опыт, связи и доступ к ресурсам.

Глава 8. Почему важно знать о неоконах?

Их влияние прячется за ширмой «экспертизы» и «ценностей».

Неоконы — это не партия и не организация с вывеской. Это идеологическая сеть, встроенная в институты власти, медиа, аналитические центры и университеты. Они действуют не напрямую, а через сложную систему «экспертов», докладов, резолюций и публикаций в престижных изданиях.

Именно поэтому их влияние часто неочевидно. На первый взгляд речь идёт о «рациональных» решениях: санкции, помощь, защита демократии, безопасность союзников. Но за этой оболочкой скрывается системная стратегия разрушения альтернативных центров силы, продвижения американской гегемонии и переформатирования мира под один стандарт — выгодный Вашингтону и транснациональным корпорациям.

Они формируют мировоззрение элит — и не только американских.

Неоконы активно работают с молодыми политиками, журналистами, НКО, иностранными элитами — в том числе и в странах постсоветского пространства. Через программы грантов, стажировок, форумов и школ они формируют целые поколения людей, которые воспринимают агрессивную политику США как «естественный порядок вещей».

Влияние таких сетей особенно сильно в странах, зависимых от Запада — от Украины до Грузии, от Чехии до стран Балтии. Под видом «развития демократии» продвигаются интересы, которые не имеют ничего общего с реальной свободой — но отлично работают как инструмент управления и мобилизации лояльных кадров.

Уроки для России и других суверенных государств.

Россия, как и другие страны, отстаивающие суверенитет, сталкивается с неоконской стратегией впрямую: информационное давление, санкции, подрыв режимов, раскачка внутренней обстановки, демонизация в СМИ. Всё это — инструменты не просто борьбы, а системного сдерживания.

Понимание сути неоконского подхода позволяет выстраивать эффективную информационную, дипломатическую и стратегическую защиту. Без этого всё, что делает Россия, будет восприниматься через неоконскую оптику: «угроза демократии», «авторитаризм», «империя зла» и т.д. Ответом должно быть не только военное и дипломатическое противодействие, но и борьба за смыслы.

Как отличать риторику от реальности?

Ключ к распознаванию неоконской политики — это анализ интересов, а не лозунгов. Где декларируется «борьба за свободу» — ищите ресурсы, финансовые схемы, геополитическую выгоду. Где говорят о «защите прав человека» — проверяйте, чьи интересы при этом реализуются. И где звучит «ответственность за защиту» — следите, кто поставляет оружие и кому выгоден хаос.

Неоконы всегда будут маскироваться под «экспертов», «патриотов», «ценностных лидеров». Но их действия — это циничная геополитическая инженерия, где идеология служит прикрытием для разрушения и передела. Видеть эту механику — значит быть готовым защищать свою страну и свой порядок.

Глава 9. Неоконы и ультраглобалисты: союз с закладкой мины.

Кто такие ультраглобалисты: радикальная трансформация мира.

Ультраглобалисты — это не просто сторонники открытых границ и мировой торговли. Это идеологи тотального стирания национальных суверенитетов и построения нового мирового порядка на базе транснациональных институтов, цифрового контроля и универсальных «ценностей».

Они выступают за введение цифровых валют, экологическое регулирование с наднациональным управлением, массовую миграцию, биоконтроль, ESG-повестку и отмену культурных различий. Их цель — единое управляемое человечество под надзором «цивилизованных» элит. Примеры — Клаус Шваб (ВЭФ), структура ООН, фонд Сороса и крупные Big Tech корпорации.

Совпадение целей: контроль, устранение суверенитетов, единый порядок.

На первый взгляд, неоконы и ультраглобалисты — противоположности: одни жёсткие милитаристы, другие якобы пацифисты и «прогрессисты». Но их цели на стратегическом уровне пересекаются. Обе группы стремятся к:

• ликвидации национальных государств как самостоятельных игроков,
• созданию глобального регулируемого пространства под контролем США и союзных структур,
• устранению альтернативных моделей (как российской, китайской, исламской, так и европейского суверенизма),
• навязыванию «единственно верной» повестки — от либеральной демократии до гендерной идеологии.

Неоконы делают это с помощью силы и внешнего давления. Ультраглобалисты — через экономику, технологии, культуру, финансы и управление общественным сознанием. Но вектор движения у них совпадает: один центр, один стандарт, одна система управления.

Тактический союз: где и как они работают вместе?

На практике неоконы и ультраглобалисты не просто сосуществуют, а часто действуют синхронно. Особенно это заметно в кризисных сценариях:

• COVID-19 — неоконы поддерживали жёсткий контроль и принудительные меры, ультраглобалисты использовали пандемию для продвижения цифровой идентификации, трансформации экономики и усиления роли ВОЗ.
• Украинский конфликт — неоконы раздувают военное противостояние, ультраглобалисты используют его для реструктуризации энергорынков, разрушения старых связей и оправдания «зелёной трансформации».
• Климатическая повестка — ультраглобалисты двигают ESG и запреты, неоконы — санкции и уничтожение энергонезависимых стран под предлогом экологии и прав человека.

Такой союз позволяет охватывать и военные, и экономические, и культурные аспекты. Неоконы создают угрозу, ультраглобалисты предлагают решение. И наоборот. Получается двойная вилка давления, из которой сложно вырваться.

Общие институциональные платформы.

Неоконы и ультраглобалисты регулярно встречаются на общих площадках:

• Совет по международным отношениям (CFR),
• Brookings Institution,
• Carnegie Endowment,
• World Economic Forum (ВЭФ),
• Atlantic Council.

Через эти структуры формируются доктрины, разрабатываются стратегические документы, осуществляется отбор кадров, проводится согласование политических курсов. Интеллектуальный ландшафт Вашингтона, Лондона и Брюсселя сегодня — это единое поле для обмена ресурсами между неоконами и ульраглобалистами.

Внутреннее противоречие: силовая вертикаль против цифрового ультраглобализма.

Несмотря на внешнюю синергию, между этими лагерями существует глубинное идеологическое противоречие. Неоконы мыслят в категориях наций, силы, государства и гегемонии США как центра мира. Ультраглобалисты, напротив, стремятся стереть границы, упразднить армии как самостоятельную силу и передать управление в руки «экспертных сообществ» и «технологических решений».

В этом — потенциальный конфликт. Неоконы нуждаются в государстве как инструменте силы. Глобалисты — хотят растворить государство в цифровой бюрократии и транснациональных альянсах. Пока они работают в паре, но если дойдёт до «перераспределения мира», интересы могут жёстко столкнуться.

Возможный раскол: чья модель будущего победит?

Вопрос стоит не только в том, кто опаснее — неоконы с их бомбами или ультраглобалисты с их трансгуманизмом? Вопрос в том, чья модель будущего окажется доминирующей: вертикальная, милитаристская, основанная на жестком контроле через государство? Или мягкая, цифровая, но тоталитарная в духе «социального рейтинга» и алгоритмической лояльности?

Пока что эти две силы вынуждены терпеть друг друга. Но в будущем вполне возможен раскол, особенно если одна сторона попытается устранить другую из процесса глобального управления. В этом смысле союз неоконов и ультраглобалистов — это действительно союз с заложенной миной замедленного действия.

Заключение.

Неоконы — это не просто группа чиновников или идеологов, а устойчивый механизм проецирования силы и влияния США на весь остальной мир. Они не уходят, не исчезают, а лишь адаптируются: меняют партии, лозунги, союзы — но суть остаётся прежней. Их задача — контроль над геополитикой, разрушение конкурентов, защита интересов американской элиты под прикрытием универсальных ценностей.

Понимание неоконов — это не вопрос академического интереса. Это вопрос выживания для суверенных государств, особенно таких, как Россия. Их стратегии уже привели к десяткам войн, миллионам погибших, разрушенным экономикам и культурному подчинению целых регионов. И если этого не осознавать, ошибки будут повторяться снова и снова.

Сегодня мы живём в эпоху, когда информационные, когнитивные и ментальные войны ведутся не менее активно, чем физические. Знание — это броня. А понимание логики, методов и целей неоконов — один из ключей к защите собственного будущего. Без этого невозможно построить устойчивую, независимую и сильную страну.

Поэтому главный вывод прост: их нужно знать в лицо. Без иллюзий. Без наивности. И без доверия к красивым словам. Только тогда у нас есть шанс не просто обороняться, но и диктовать свою повестку миру.