Неоколониализм как невидимая оккупация: как страны теряют свободу без войны?

Колониализм ушёл, но зависимость осталась. Формально независимые страны на деле часто продолжают жить по правилам, написанным не ими. Экономические решения принимаются «под диктовку», ресурсы вывозятся без переработки, а культурное пространство захватывают чужие образы и смыслы. Это — неоколониализм, и его орудия куда утонченнее пушек и штыков старых империй.

Невидимая сеть новых отношений зависимости пронизывает весь мир. И если классические империи правили с помощью армии и губернаторов, то неоимперии действуют через кредиты, глобальные корпорации, мозговой отток и идеологическую обработку. Понять принципы этого устройства — значит выйти из состояния беспомощного наблюдателя и увидеть настоящую структуру глобального управления.

Глава 1. Определение.

Этимология.

Термин «неоколониализм» образован из двух частей: греческого слова neo (νέος), означающего «новый», и латинского colonia, что переводится как «поселение» или «колония». Таким образом, слово дословно можно перевести как «новый колониализм» — то есть форма зависимости, пришедшая на смену классическому колониальному господству.

Понятие активно начало использоваться в XX веке, особенно после распада европейских колониальных империй, когда формально освободившиеся страны продолжали оставаться под влиянием бывших метрополий — уже не через армию, а через экономические, финансовые и культурные механизмы.

Что такое неоколониализм?

Неоколониализм — это система международных отношений, при которой формально независимая страна сохраняет экономическую, политическую, культурную и/или технологическую зависимость от более развитого государства или группы государств, не имея полноценного контроля над собственными ресурсами, внутренней политикой и развитием.

Что такое неоколониализм простыми словами?

Говоря простыми словами, неоколониализм — это когда страна официально свободна и независима, но на деле живёт по чужим правилам: продаёт свои ресурсы за копейки, подчиняется чужим экономическим условиям, теряет специалистов и потребляет чужую культуру вместо своей. Это контроль без оккупации, зависимость без формального подчинения, управление — через долги, гранты, торговлю, элиты и идеи.

Глава 2. Ключевые признаки неоколониализма.

1. Экономическая зависимость.

Один из главных признаков неоколониализма — постоянная зависимость от внешнего финансирования, импорта и инвестиций. Развивающиеся страны берут кредиты у МВФ и Всемирного банка, а взамен обязаны выполнять условия: сокращать госрасходы, либерализовать экономику, открывать рынки для иностранных корпораций.

Вместо того чтобы развивать собственное производство, страны вынуждены импортировать продукцию, включая продукты питания, медикаменты и технику. Это создаёт порочный круг: страна всё больше зависит от импорта, при этом разрушая свою экономику. Она становится «рынком сбыта и источником сырья» — и ничем больше.

2. Выкачивание ресурсов без переработки.

Неоколонии часто богаты природными ресурсами, но не имеют собственной переработки. Вместо готовых товаров они экспортируют нефть, какао, металлы, хлопок — всё в сыром виде. Страны-метрополии перерабатывают эти ресурсы, добавляя прибавочную стоимость, и затем продают готовую продукцию обратно, но уже в десятки раз дороже.

Такая система лишает страны возможности развивать промышленность и получать полную экономическую отдачу от своих ресурсов. Она поддерживает сырьевой статус страны и закрепляет её зависимое положение в мировой экономике.

3. Выкачивание мозгов.

Наряду с ресурсами из неоколоний выкачиваются и человеческие ресурсы. Это выражается в массовой эмиграции образованных специалистов, учёных, инженеров, врачей — всех, кто способен создавать добавленную стоимость и продвигать технологии. Утечка мозгов ослабляет научный и интеллектуальный потенциал страны, замедляет её развитие.

Метрополии активно переманивают таланты, предлагая высокие зарплаты, гранты, упрощённые визы, условия для жизни и карьерного роста. Иногда это делается точечно — через специальные программы или предложения, адресованные ключевым специалистам. В итоге развивающаяся страна тратит ресурсы на подготовку профессионалов, но плоды этого труда достаются другим.

Итог: страна теряет элиту, а вместе с ней — и будущее.

4. Культурная экспансия.

Неоколониализм действует не только через экономику, но и через культуру. Язык, кино, музыка, реклама, система образования — всё это становится инструментом мягкого давления. Люди начинают потреблять чужие смыслы, перенимать чужую картину мира, ценности и стиль жизни. Местная культура вытесняется, маргинализируется или превращается в «экзотику для туристов».

Английский и французский языки становятся обязательными для карьерного роста. Западные стандарты красоты, поведения и успеха формируют самооценку поколений. Культурная экспансия усиливает ощущение собственной неполноценности у населения и укрепляет власть метрополии над умами.

5. Политическое вмешательство.

Независимость часто оказывается иллюзией, если ключевые решения принимаются не внутри страны, а за её пределами. Через дипломатию, НКО, консалтинговые структуры и «рекомендации» международных организаций метрополии фактически формируют повестку дня.

Особое место здесь занимают вмешательства в выборы, поддержка «правильных» кандидатов, санкции против неудобных лидеров и спонсирование «демократических движений». Цель — сформировать лояльную элиту, которая будет проводить нужную внешнему миру политику, прикрываясь демократической риторикой.

6. Финансовое подчинение.

На международных рынках денег и долгов — всё под контролем метрополий. Развивающиеся страны вынуждены занимать в долларах или евро, при этом обслуживая долги по завышенным ставкам. Их кредитный рейтинг определяется западными агентствами, а валютные резервы часто хранятся в зарубежных банках, которые могут быть заморожены в любой момент.

Валютный контроль, давление через фондовые и долговые рынки, спекуляции — всё это делает финансовую систему страны уязвимой. В результате неоколония не может полноценно управлять ни своим бюджетом, ни своей экономикой.

7. Технологическая блокада и монополии.

Современное технологическое лидерство — это новый способ господства. Развивающимся странам не передаются ключевые технологии: ни машиностроение, ни фармацевтика, ни микроэлектроника. Более того, им часто запрещают даже развивать собственные аналоги через патентное право, международные соглашения и санкции.

Многие государства находятся на технологической «игле» — они зависят от импорта оборудования, софта, компонентов. Попытки выйти из этой зависимости нередко вызывают резкое давление: экономическое, политическое, а иногда и военное. Технологическая отсталость закрепляет статус вечного потребителя, неспособного к суверенному развитию.

Глава 3. Механизмы действия неоколониализма.

Экспорт сырья и импорт прибавочной стоимости.

Один из главных экономических механизмов неоколониализма — это неравный товарообмен. Неоколонии экспортируют сырьё (нефть, какао, металлы, хлопок) за низкие цены. Метрополии перерабатывают сырьё в готовую продукцию и продают его обратно — уже с высокой прибавочной стоимостью.

Такой механизм создает двойную зависимость: от рынка сбыта (неоколония нуждается в импортной продукции) и от рынка закупок (она не может самостоятельно перерабатывать сырьё и производить нужное). Это блокирует внутреннее развитие и превращает экономику в односторонний конвейер выгоды для метрополии.

Транснациональные корпорации как «невидимые колонизаторы».

Транснациональные корпорации (ТНК) играют в неоколониализме роль новых инструментов влияния. Они получают налоговые льготы, контроль над ресурсами, правовой иммунитет. Часто ТНК извлекают огромную прибыль из бедных стран, почти ничего не вкладывая в местную инфраструктуру или социальные проекты.

Корпорации контролируют производство, логистику, торговлю и даже медиа. Они могут манипулировать политикой через лоббирование, подкуп, давление на правительство. Они же обеспечивают занятость и контролируют доходы населения — тем самым заменяя государство как базовый субъект управления.

Роль МВФ, Всемирного банка и ВТО.

Международные финансовые организации выступают как «легальные координаторы» неоколониального порядка. Через кредиты и финансовую помощь они навязывают странам политику приватизации, либерализации, урезания социальных расходов. Это разрушает государственные институты и делает страну зависимой от внешних советников.

ВТО, в свою очередь, обязывает страны открывать рынки для иностранных товаров, но при этом не защищает их от демпинга, монополий и спекуляций. Как правило, условия «помощи» работают в интересах глобального капитала, а не стран-должников.

Таким образом, международные институты не столько помогают, сколько администрируют зависимость.

Торговые и инвестиционные соглашения как ловушки.

Многие торговые соглашения ограничивают экономический суверенитет стран, запрещая им:

• вводить пошлины;
• поддерживать местных производителей;
• создавать государственные корпорации;
• развивать стратегические отрасли под защитой;
• обязать инвесторов перерабатывать сырьё на месте.

Такие условия подписываются под давлением — часто в обмен на кредиты, «помощь» или политическое признание. Результат — формальная интеграция в мировой рынок на правах сырьевого придатка.

Медиа, соцсети и образование как инструменты влияния.

Современная пропаганда не кричит лозунгами. Она говорит через Netflix, TikTok, западные учебники, YouTube-блогеров и глянцевые журналы. Культурное влияние становится механизмом стандартизации мышления, вкусов, ценностей. Это — «мягкая сила» нового типа.

Школьные и университетские программы часто пишутся по западным методичкам, финансируются иностранными фондами или содержат скрытую идеологическую повестку. В итоге формируется поколение, которое не воспринимает свою страну как субъект истории, а мечтает «уехать» или «встроиться» в чужую систему.

Так создается колония не из тел, а из умов.

«Цветные революции», НКО, санкции и «гуманитарные» вторжения.

Когда мягкая сила не справляется, в дело идут более прямые методы. Поддержка НКО, оппозиции, уличных протестов — это способы давления и вмешательства. Часто они координируются извне, при участии иностранных структур, посольств и фондов.

Если страна не подчиняется — её наказывают санкциями, экономическими ударами или даже военными действиями под видом «гуманитарной операции» или «восстановления демократии». За примерами далеко ходить не нужно: Югославия, Ливия, Сирия, Венесуэла.

Так работает принуждение к зависимости, завёрнутое в обёртку свободы.

Глава 4. Глобальные примеры неоколониального контроля.

Африка. Франция, CFA-франк и сырьевые режимы.

Африка — самый яркий континент в неоколониальном контексте. После формального освобождения колоний в середине XX века, метрополии, особенно Франция, сохранили значительное влияние. Один из главных инструментов контроля — CFA-франк, валютная система, созданная Францией для своих бывших колоний в Западной и Центральной Африке.

Фактически это означает, что Франция контролирует монетарную политику 14 стран, включая Мали, Сенегал и Бенин. Кроме того, многие страны сохраняют договоры о военном сотрудничестве, размещении баз и приоритетных прав на добычу полезных ископаемых для французских компаний.

Формально — независимость, фактически — внешнее управление через деньги, ресурсы и политику.

Латинская Америка. Долговая кабала и компрадорские элиты.

Многие страны Латинской Америки в XX веке пытались вырваться из зависимости — через национализацию, аграрные реформы, суверенные проекты. Но каждый раз эти попытки либо пресекались переворотами (при участии ЦРУ), либо сводились на нет экономическим давлением и долговыми ловушками.

Кредиты МВФ стали механизмом прямого контроля: под видом «помощи» странам навязывали неолиберальную модель — приватизация, дерегуляция, уничтожение социальной политики. Компрадорские элиты, лояльные Западу, способствовали закреплению внешней зависимости.

Аргентина, Боливия, Венесуэла, Гаити — список стран, столкнувшихся с этим, огромен. Неоколониализм здесь — это режим долгового удушения и политической управляемости.

Южная и Юго-Восточная Азия. Дешёвый труд — глобальные сборочные линии.

Регион стал ключевым поставщиком дешёвого труда для мировых корпораций. Страны вроде Бангладеш, Вьетнама, Камбоджи, Индонезии привлекают компании низкими зарплатами, слабыми профсоюзами и отсутствием экологических норм. Это позволяет крупным брендам производить одежду, электронику, игрушки с минимальными затратами.

Государства получают крохи в виде налогов и частичной занятости, но не контролируют ни технологические процессы, ни логистику, ни ценообразование. Зависимость от иностранных заказчиков делает экономику уязвимой к любым внешним колебаниям.

Китай в Африке. Неоколониализм нового поколения?

Китай предлагает другой подход: инфраструктурные проекты, кредиты без политических условий, строительство дорог, больниц, заводов. Однако за этим стоит новая форма зависимости — через долговые обязательства, долгосрочную аренду ресурсов и размещение стратегических объектов.

Многие африканские страны, взяв кредиты у Китая, теперь отдают концессии на месторождения, порты, земли. Возникает вопрос: не повторяет ли Китай путь Запада, просто в более мягкой упаковке?

Ответ пока неоднозначен: с одной стороны — развитие инфраструктуры, с другой — всё те же признаки неоколониального контроля, только без гуманитарной риторики.

Кто является неоколонизаторами.

Современные неоколонизаторы — это не только страны, но и транснациональные корпорации и наднациональные структуры. Однако по масштабу и влиянию главные действующие лица всё же конкретны:

• США — главный архитектор неоколониального порядка. Экономическое давление, военное присутствие, доллары как глобальная валюта, контроль над технологическим сектором, санкционная политика — всё это инструменты современного доминирования.
• Франция — сохраняет постколониальное влияние в Африке, участвует в военных операциях, контролирует валюту CFA, активно вмешивается в политику бывших колоний.
• Великобритания и Германия — через финансы, дипломатию и корпорации продолжают влиять на экономику и политику стран бывшего Третьего мира.
• ЕС — продвигает неоколониальные схемы через «зелёную повестку», миграционные соглашения, торговые квоты и правозащитную риторику, используемую избирательно.
• Транснациональные корпорации (BlackRock, Nestlé, Chevron, Amazon и др.) — обладают ресурсами больше, чем целые государства. Их лоббизм, политика и монополии формируют новую реальность, где прибыль важнее суверенитета.

Все эти акторы действуют по-разному, но цель у них одна: контроль над ресурсами, умами и экономиками мира — без необходимости управлять напрямую.

Глава 5. Россия в 1990-е: неоколония по учебнику.

Почему Россия — не исключение, а типичный случай.

После распада СССР Россия оказалась в уязвимом положении: разрушенная экономика, политическая турбулентность, падение институтов и деморализованное общество. Запад увидел в этом историческое «окно возможностей» — не столько для помощи, сколько для того, чтобы встроить Россию в неоколониальную систему в роли сырьевого придатка.

Россия не была особым случаем — напротив, она идеально подходила под классическую модель неоколонии: огромные ресурсы, стратегическое положение, деморализованные элиты и общество, стремление интегрироваться в Запад «на равных», при этом — без чёткой стратегии защиты собственного суверенитета. Именно этим и воспользовались.

Конституция и международное право: как формировалась зависимость.

В Конституции РФ 1993 года (статья 15, часть 4) был закреплён приоритет международного права над национальным. Это не формальность — это юридическое закрепление внешнего управления. Подобные положения делали возможным вмешательство в правовую и экономическую систему России через внешние институты.

Международные соглашения, кредиты, обязательства перед МВФ и другими структурами закрепляли механизм неоколониальной зависимости на уровне законодательства. Россия, по сути, была лишена полной юрисдикции над собственной внутренней и внешней политикой.

Приватизация, олигархи и компрадорские элиты.

Экономическая основа суверенитета была демонтирована через «шоковую терапию». В 1990-е была проведена масштабная приватизация, в ходе которой стратегические активы — нефть, газ, металлургия, энергетика — оказались в руках узкой группы лиц, тесно связанных с западными интересами.

Так родился класс компрадорской буржуазии — олигархи, которые вывозили капитал за рубеж, держали активы в офшорах, вкладывались в недвижимость и бизнес на Западе. Эти люди были не просто экономическими агентами — они стали посредниками между метрополией и страной, усиливая её зависимость.

Вывоз капитала, демонтаж промышленности, сырьевая игла.

Из России за десятилетие было выведено, по разным оценкам, от 500 миллиардов до более чем 1 триллиона долларов. Средства уходили через офшоры, схемы «трансфертного ценообразования» и фиктивные инвестиционные проекты. Страна теряла не только ресурсы, но и будущее.

Одновременно шел целенаправленный демонтаж производственной базы. Заводы закрывались или распиливались на металлолом, технологии утекали за рубеж, научно-исследовательские институты разрушались. Россия всё больше превращалась в «нефтяную бензоколонку» — с минимальной долей переработки и высокой зависимостью от экспорта сырья.

Идеологическая обработка: Запад — «цивилизованное будущее», Россия — «отсталая».

Через СМИ, культуру и образование активно формировалась мысль о том, что Россия — лишь «сырьевой придаток» развитого мира, «неудачник истории», страна, которой надо «встроиться в цивилизацию» и «учиться у Запада». Это был классический приём колониальной идеологии — внушение собственной неполноценности и необходимости внешнего наставника.

Культ Запада распространялся повсеместно: от языка и одежды до образовательных программ и управленческих практик. Российская культура и историческая память маргинализировались, высмеивались или игнорировались. Это было не просто самоуничижение — это была модель культурного подчинения.

Как разграбление России помогло отсрочить кризис капитализма?

Запад, особенно США, на тот момент стоял перед системным кризисом: снижение рентабельности, рост долгов, падение производственной базы. И Россия стала «добычей» — источником дешёвых ресурсов, дешёвой интеллектуальной силы и новых рынков сбыта. Поток активов из России стал своего рода финансовой подпиткой для западной системы.

Таким образом, разграбление России 1990-х годов сыграло не только локальную роль — оно стало элементом глобального механизма, позволяющего отложить крах неолиберальной модели. Это был неоколониализм в чистом виде — с его внешним управлением, компрадорскими элитами, утратой суверенитета и ресурсным выкачиванием.

Глава 6. Исповедь экономического убийцы: изнанка системы.

Обзор книги Джона Перкинса и её ключевых тезисов.

Книга «Исповедь экономического убийцы» (англ. Confessions of an Economic Hitman), написанная Джоном Перкинсом, стала международным бестселлером не только благодаря сенсационному содержанию, но и потому, что пролила свет на реальную механику неоколониального контроля. Автор, бывший сотрудник международной консалтинговой компании, открыто рассказывает, как в 1970–1990-х годах США превращали независимые государства в экономических вассалов — без войны, но с тем же результатом.

Перкинс описывает конкретные методы, с помощью которых американские структуры подчиняли себе правительства стран Латинской Америки, Ближнего Востока и Азии, оборачивая внешнюю помощь в механизм долговой зависимости и потери суверенитета.

Кто такие «экономические убийцы» и как они работали?

Термин «экономический убийца» (economic hitman) обозначает специалистов, чья задача — убедить развивающиеся страны принять огромные кредиты на проекты, которые:

• не являются приоритетными для местной экономики;
• осуществляются с участием американских подрядчиков и компаний;
• гарантированно загоняют страну в долговую яму;
• делают правительство уязвимым перед давлением США и МВФ.

Если страна отказывалась участвовать в такой схеме — подключались «шакалы» (по выражению автора): спецслужбы, провокаторы, иногда даже физическое устранение неугодных лидеров (в книге упоминаются случаи с Хайме Рольдосом в Эквадоре и Омаром Торрихосом в Панаме).

Цель не состояла в развитии этих стран. Цель была в другом: подсадить на долг, контролировать экономику, навязать политику и обеспечить прибыль американскому капиталу.

Реальность vs. теория: подтверждается ли всё это в других странах?

Несмотря на скепсис со стороны официальных структур, факты, изложенные Перкинсом, подтверждаются множеством независимых исследований и исторических кейсов. Эквадор, Индонезия, Ирак, Панама, Аргентина, Иран — все эти страны в той или иной степени сталкивались с описанными сценариями.

В Латинской Америке целые правительства были свергнуты после попыток выйти из-под неоколониальной зависимости (например, Альенде в Чили). Африканские лидеры, призывавшие к экономической независимости, часто погибали при странных обстоятельствах. Долговые ловушки и «помощь» под условия — это не теория, а институционализированная практика.

Почему книгу ненавидят — и почему она до сих пор актуальна?

После публикации книги Перкинса в 2004 году началась масштабная информационная атака. Его обвиняли в преувеличениях, в личной выгоде, в «неподтверждённых обвинениях». Но чем больше времени проходило, тем больше появлялось доказательств того, что он описал не исключения, а стандартную практику западного вмешательства в суверенные экономики.

Книга важна не как сенсация, а как инструкция по эксплуатации развивающихся стран. Она раскрывает не только методы, но и психологию всей системы: моральное самооправдание, расщепление ответственности, риторику «помощи» и «развития», которая прикрывает захват.

Сегодня, когда неоколониализм стал ещё тоньше и технически сложнее, работа Перкинса остаётся актуальным предупреждением для тех, кто хочет сохранить суверенитет.

Глава 7. Современные формы сопротивления неоколониализму.

Экономический суверенитет: национализация, импортозамещение, своя финсистема.

Первый шаг к выходу из неоколониальной зависимости — это восстановление контроля над экономикой. Многие страны, осознав последствия внешнего управления, начали процесс национализации стратегических отраслей: нефти, газа, энергетики, логистики. Такие шаги предпринимали Венесуэла, Боливия, Иран, Россия, Аргентина и другие.

Импортозамещение — ещё один важный элемент. Речь не просто о замене иностранной продукции на внутреннюю, а о создании полной производственной цепочки: от сырья до готового продукта. Это позволяет удерживать прибавочную стоимость внутри страны, снижать зависимость от импорта и создавать внутренний экономический иммунитет.

Финансовая независимость также играет ключевую роль. Это включает создание собственных платёжных систем, отказ от доллара в расчётах, формирование национальных инвестиционных фондов, диверсификацию резервов и развитие национальных валют.

Культурное возрождение и идеологическая независимость.

Освобождение от неоколониализма невозможно без восстановления культурной субъектности. Во многих странах началась борьба за возрождение традиционных ценностей, языков, искусства, литературы. Повсеместно поднимается вопрос: кто мы и какова наша роль в мире — наблюдателей или творцов истории?

Важным направлением становится отказ от чуждой культурной модели как универсального стандарта. Это проявляется в усилении национального кинематографа, музыкальной сцены, образовательных программ, поддержке локальных авторов, переводах классики на родные языки, и даже в реформировании школьной программы с прицелом на собственную историческую перспективу.

Отказ от англоязычного и западноцентричного образования.

Сопротивление неоколониализму в образовательной сфере — одна из самых деликатных, но необходимых реформ. В течение десятилетий развивающиеся страны учились по учебникам, написанным за рубежом, где их собственная история, культура и экономика трактовались с точки зрения внешнего наблюдателя.

Суверенные государства постепенно отказываются от англоязычного стандарта как основного ориентира. Они разрабатывают собственные академические программы, создают альтернативные рейтинги университетов, открывают исследовательские центры, ориентированные на национальные интересы, и инвестируют в науку, основанную на своих ценностях.

Создание альтернативных союзов: БРИКС, ШОС, Евразийский союз.

Отдельная страна слабо сопротивляется глобальному давлению, но группы стран могут создавать альтернативные центры силы. Возникают блоки и союзы, не зависящие от Запада — не только политически, но и экономически, технологически, инфраструктурно:

• БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южная Африка и др.) — платформа для экономической и финансовой координации вне долларовой системы;
• ШОС (Шанхайская организация сотрудничества) — механизм региональной безопасности и интеграции на Евразийском пространстве;
• ЕАЭС (Евразийский экономический союз) — попытка создания суверенного экономического пространства с общей таможенной и промышленной политикой.

Эти объединения становятся точками роста для многополярного мира, где диктат одной силы заменяется сетью взаимовыгодных связей.

Технологический прорыв как условие освобождения.

Без собственной технологии и науки — никакой независимости. Именно технологическая отсталость позволяет внешним игрокам контролировать инфраструктуру, связь, энергетику, оборону и медицину других стран. Поэтому сегодня технологическое развитие становится вопросом выживания.

Речь идёт не только о разработке своих процессоров, спутников, станков и вакцин, но и о создании национальных исследовательских экосистем: своих университетов, инженерных школ, НИИ, стандартов и патентных систем. Китай, Иран, Индия, Россия и даже Турция делают шаги в этом направлении.

Борьба за независимость в XXI веке — это борьба за право разрабатывать и производить.

Почему сопротивление неоколониализму требует огромной силы?

Составить список стратегий выхода из неоколониальной зависимости — относительно несложно. Гораздо труднее — реализовать их в условиях, когда система глобального контроля не просто существует, а активно подавляет любые попытки выхода из неё. Миропорядок, построенный на неоколониализме, самовоспроизводится: он охраняет себя экономически, политически, медийно и — при необходимости — военной силой.

Каждая страна, которая пыталась вырваться из-под внешнего контроля, сталкивалась с колоссальным давлением. Примеры:

• Ирак — Саддам Хусейн попытался отказаться от расчётов за нефть в долларах, и был обвинён в хранении ОМП, страна — разрушена;
• Ливия — Муаммар Каддафи предложил африканскую золотую валюту и отказался от западных банков, в итоге — вторжение, казнь, хаос;
• Венесуэла — национализация нефтяной отрасли и стремление выйти из-под доллара привели к санкциям, инфляции, попыткам госпереворота;
• Иран — собственная финансовая система и нефтяные расчёты вне SWIFT спровоцировали десятилетия санкций и давления;
• Куба — десятилетия жёсткой блокады и изоляции за отказ от прозападной модели, национализацию собственности американских компаний и союз с СССР, кульминацией чего стал Карибский кризис.

Сегодня подобную борьбу ведёт Россия. После 2014 года, а особенно с 2022 года, страна оказалась в положении открытого конфликта с коллективным Западом. Финансовая блокада, отключение от SWIFT, арест золотовалютных резервов, санкции на технологии, запрет на экспорт, давление на союзников, попытки изоляции на всех уровнях — всё это элементы неоколониальной системы, которая мстит за «непослушание».

При этом Россия не просто отстаивает свои интересы, она демонстрирует альтернативную модель поведения. Она выстраивает внутренний суверенитет, развивает расчёты в национальных валютах, реанимирует производство, борется за технологическую независимость и культурное самоопределение. Это путь на разрыв с неоколониальным порядком — и он невероятно сложен.

Сопротивление требует ресурсов, мужества, стратегического мышления, национального единства и терпения. И главное — готовности платить цену. Потому что система всегда будет сопротивляться: через рынок, санкции, провокации, диверсии, давление на союзников, информационные войны.

Вот почему борьба с неоколониализмом — это не просто экономический или дипломатический процесс. Это экзистенциальная битва за право быть хозяином у себя дома. И выиграть её может только тот, кто готов и способен выстоять — даже в одиночестве.

Глава 8. Почему неоколониализм выгоден метрополиям?

1. Контроль без затрат на прямое управление.

Одним из главных преимуществ неоколониализма для метрополий является возможность управлять другими странами без расходов на армию, администрацию и содержание колониального аппарата. В отличие от классического колониализма, где империя должна была физически присутствовать на подконтрольной территории, неоколониализм позволяет контролировать целые государства дистанционно — через рычаги долга, зависимости, идеологии и элит.

Это делает управление более дешёвым, гибким и менее заметным, а значит — менее подверженным международной критике и внутреннему сопротивлению. Неоколонизаторы получают всё то же — ресурсы, рынки, контроль — но не несут формальной ответственности.

2. Постоянный поток сырья, дешёвой рабочей силы и прибыли.

Неоколониальные режимы обеспечивают метрополии стабильный и дешёвый доступ к сырью, что критически важно для промышленности, энергетики и высоких технологий. Золото, нефть, уран, литий, какао, кофе — всё это поступает по заниженным ценам, без переработки, с минимальной долей прибыли, остающейся в стране-источнике.

Кроме того, развивающиеся страны становятся источником дешёвой рабочей силы — как напрямую (в офшорных производствах и миграции), так и косвенно (через глобальный рынок труда). Это снижает издержки корпораций и увеличивает маржу в метрополиях.

3. Устойчивые рынки сбыта и экономическое доминирование.

Неоколонии не только поставляют ресурсы, но и поглощают продукцию метрополий: автомобили, медикаменты, программное обеспечение, технологии, потребительские товары, финансовые услуги. За счёт экономической зависимости и отсутствия собственной промышленности, страны вынуждены импортировать всё — от базовых продуктов до сложных систем.

Это обеспечивает метрополиям постоянный сбыт и доминирование в ключевых отраслях: фармацевтике, ИТ, медиа, авиации, банковской сфере. Любые попытки неоколоний создать конкуренцию пресекаются через давление, санкции или ограничения.

4. Политическая лояльность через элиты и долговую зависимость.

Управление элитами — это ещё один важнейший механизм. Неоколониальные державы воспитывают и поддерживают «лояльные» правительства, продвигают удобных кандидатов, финансируют партии, дают гарантию неприкосновенности при условии выполнения нужных решений. Таким образом, управлять страной можно, не управляя населением — достаточно контролировать верхушку.

Долги играют здесь ключевую роль. Кредитные соглашения, условия реструктуризации, рейтинг страны, доступ к инвестициям — всё это становится рычагами давления. Политическая система страны оказывается подвешена к финансовой системе метрополии.

5. Идеологический контроль и уничтожение альтернатив.

Метрополии получают также монополию на правду — через глобальные СМИ, академическую науку, культуру и НКО. Они формируют повестку: кто «диктатор», кто «борец за свободу», что считается «развитием», а что — «отсталостью». Любые альтернативные взгляды объявляются маргинальными, «враждебными» или «популистскими».

В результате метрополия не только властвует экономически, но и задаёт рамки мысли, определяя, что допустимо, а что нет. Это позволяет перенаправлять недовольство населения в нужное русло и не допускать системного сопротивления.

6. Страх конкуренции как мотив удержания контроля.

Метрополии не боятся нестабильных неоколоний — они боятся успешных и независимых стран. Любая попытка выстроить альтернативную модель развития (без МВФ, без доллара, без открытых рынков) расценивается как угроза. Поэтому такие страны подвергаются давлению, дискредитации, а в крайних случаях — дестабилизации или интервенции.

Это объясняет, почему неоколониализм не исчезает сам собой. Он продолжает существовать не из-за старой инерции, а потому что он выгоден, эффективен и структурно встроен в мировой порядок. И пока альтернативы слабы, система не сдаст свои позиции добровольно.

Глава 9. Чем платят зависимые страны: риски неоколониального положения.

1. Экономический застой и хронические кризисы.

Главный риск для неоколонии — это невозможность выйти из структурного тупика. Сырьевая зависимость, отсутствие переработки, внешний контроль над финансами и инвестициями — всё это приводит к тому, что экономика развивается не вглубь, а вширь. В периоды роста цен на сырьё — временное оживление. В периоды падения — кризис, девальвация, рост долгов.

Поскольку ключевые сектора либо контролируются внешними структурами, либо не развиваются вообще, неоколонии живут в режиме «латания дыр» — и всегда на шаг позади. Нестабильность становится нормой.

2. Потеря технологического и образовательного суверенитета.

Отсутствие независимой промышленности и науки означает, что страна вынуждена импортировать всё — от станков до серверов, от вакцин до программного обеспечения. Как следствие, любое внешнее ограничение парализует ключевые сферы: здравоохранение, оборону, логистику, энергетику.

В сфере образования неоколонии часто выступают в роли потребителей чужого контента. Молодёжь учится по чужим лекалам, ориентируется на карьеру за границей, а местная наука финансируется по остаточному принципу. Результат — утрата способности к собственному развитию.

3. Культурная деградация и утрата идентичности.

Когда культура заменяется внешними шаблонами, общество теряет осмысленную связь с историей, языком, традициями и самобытностью. Это приводит к идеологической дезориентации: люди не знают, кто они, во имя чего живут и что должны защищать.

На смену приходит массовая культура, основанная на потреблении, развлечении, имитации успеха. Уничтожение культурного кода превращает страну в территорию без идеи, что делает её уязвимой для любого внешнего влияния.

4. Демографическая деградация и утечка населения.

Молодые специалисты, бизнесмены, инженеры, учёные уезжают туда, где больше возможностей, выше зарплаты, стабильнее условия. Государство теряет не просто кадры — оно теряет ядро будущего. Эмиграция усиливается на фоне чувства безысходности и отсутствия перспектив.

При этом рождаемость падает, стареющее население не восполняется, а системы здравоохранения и поддержки разрушаются под внешними реформами. В результате возникает демографический провал с долгосрочными последствиями.

5. Политическая нестабильность и внешнее управление.

Зависимые страны часто становятся ареной внутренних конфликтов, спровоцированных извне. Уличные протесты, смена режимов, вмешательство в выборы, давление через СМИ — всё это используется как инструмент контроля. Правительства не в состоянии проводить независимую политику, а любые попытки суверенизации вызывают внешнее давление.

Фактически страна находится в режиме политического протектората — с формальными атрибутами независимости, но без реальной субъектности.

6. Замкнутый круг зависимости.

Неоколониальное положение воспроизводит само себя. Страна вынуждена брать кредиты, чтобы обслуживать старые долги. Она продаёт ресурсы, чтобы купить импорт, который не может произвести сама. Она теряет специалистов, что мешает создать технологические отрасли. И она ориентируется на внешнюю повестку, потому что внутренней уже не осталось.

Это и есть ловушка неоколониализма: система, из которой невозможно выбраться без полной перезагрузки, риска и сопротивления. И чем дольше страна в ней находится, тем сложнее совершить рывок.

Заключение.

Неоколониализм — это не риторика и не теория заговора. Это реальный порядок вещей, в котором одни страны правят, а другие — подчиняются, зачастую даже не осознавая этого. Внешне — свобода, на деле — ограничения в экономике, культуре, технологиях, мышлении. Это система, в которой тебя не завоёвывают, но заставляют подчиняться добровольно, через зависимости, долги, кадры и смыслы.

Понимание сути неоколониализма — это первый шаг к сопротивлению. Но следующий шаг — это действие, требующее силы, воли, единства и готовности к риску. В мире, где правила пишутся одними, а исполняются другими, только осознанные и суверенные нации способны вырваться из колониального кольца и стать субъектами, а не объектами мировой истории.

Сегодня борьба за суверенитет идёт не только на полях сражений, но и в кабинетах экономистов, в классах школ, в головах граждан и на экранах смартфонов. Это борьба за право быть собой — и в ней побеждает не тот, кто громче кричит о независимости, а тот, кто способен её построить и удержать.

Бонус №1. Украина — один из самых печальных примеров неоколонии.

Неоколониальный сценарий с особой функцией.

Украина — не просто пример классической неоколонии, а образец многоуровневого внешнего управления с военным вектором. В её случае неоколониализм сочетает в себе элементы идеологической обработки, политических переворотов, уничтожения суверенной экономики и превращения территории в антироссийский плацдарм.

После распада СССР Украина имела все шансы стать самостоятельным и успешным государством: развитую промышленность, стратегическое положение, квалифицированную рабочую силу, тесные экономические связи с Россией. Однако страна пошла по пути усиления зависимости от Запада и внутреннего раскола, культивируемого внешними силами.

Внешние перевороты и контроль элит.

Решающим элементом неоколониального подчинения Украины стали политические перевороты под внешним управлением. Первый — в 2004 году, когда после второго тура выборов, признанных законными, был организован третий — вне рамок Конституции. Второй — в 2014 году, когда при прямой поддержке США и ЕС был свергнут Виктор Янукович, а к власти пришли прозападные силы, открыто ориентированные на разрыв с Россией.

С этого момента курс на интеграцию в западные структуры стал не просто идеологией — он стал обязательным условием выживания для украинских элит. При этом реального суверенитета в принятии решений у страны уже не было: ключевые назначения, реформы, военная стратегия и даже кадровая политика координировались извне — Вашингтоном, Брюсселем, Лондоном.

Разрушение культурной и языковой идентичности.

Одним из столпов неоколониального сценария на Украине стал демонтаж русской идентичности. Русский язык, которым пользовалась значительная часть населения, постепенно вытеснялся из образования, медиапространства и официального общения. Этот процесс, начавшийся медленно, к 2020-м годам перешёл в открытую фазу: полный запрет русского языка в школах, медиа, культуре и даже быту.

Буквально из последнего:

Украинский язык должен звучать не только на уроках, на переменах, на родительских собраниях, в библиотеке, спортзале и бомбоубежище. Он должен быть везде.

Это заявил языковой омбудсмен Креминь и начал с 28 апреля 2025 года проверки общения на украинском языке в школах Украины. Украинские оппозиционные медиа интересуются по этому поводу:

А заговоривших в бомбоубежище на русском из бомбоубежища выгонять будут?!

Параллельно шла героизация нацистских коллаборационистов времён Второй мировой: Степана Бандеры, Романа Шухевича и других участников УПА. Эти фигуры преподносились как «борцы за свободу», несмотря на участие в массовых убийствах мирного населения и сотрудничество с Третьим рейхом. Таким образом формировался антироссийский, антиславянский национализм западного образца.

Экономика — в упадке, народ — в ожидании «морковки».

Экономическое положение Украины только ухудшалось с каждым витком прозападного курса. Разрыв с Россией уничтожил кооперацию в высокотехнологичных секторах — авиастроение, двигатели, машиностроение. Земельная реформа, принятие условий МВФ, тотальная приватизация — всё это привело к вымыванию активов и деградации инфраструктуры.

Но при этом населению постоянно обещали «европейское будущее»: высокий уровень жизни, визовую либерализацию, инвестиции. Украина стала морковкой на палке, где образ Евросоюза и НАТО использовался как светлая цель, к которой надо «идти через жертвы». Люди верили, что нужно просто перетерпеть — и придёт «цветущий сад», как выразился Жозеп Боррель.

От неоколонии к прокси-государству.

С 2014 года Украина постепенно превратилась из объекта экономического подчинения в инструмент геополитической конфронтации с Россией. Её вооружали, инструктировали, координировали. Она стала ареной прокси-конфликта, в котором Запад использует украинское население, территорию и ресурсы для реализации своих стратегических целей.

Фактически, это уже не просто неоколония, а наймит западной системы, вовлечённый в конфликт, который разрушает саму страну. При этом уровень внешнего контроля настолько высок, что любое отклонение от линии воспринимается как измена. В такой модели у страны нет будущего — ни суверенного, ни мирного, ни стабильного.

Украина — это пример крайней формы неоколониализма, доведённого до военного использования объекта. История, как и экономика, культура, язык и безопасность, здесь стали расходным материалом в чужой игре.

Бонус №2. Роль трио BlackRock, Vanguard Group и State Street в неоколониализме.

Финансовая империя без флага и гимна.

Современный неоколониализм всё чаще действует не через государства, а через транснациональный капитал. И его ядро — это три американских финансовых гиганта: BlackRock, Vanguard Group и State Street. Вместе они формируют неформальный «триумвират» глобального влияния, контролируя огромную долю мировых активов и фактически управляя крупнейшими компаниями на планете.

Эти фонды не производят товаров, не ведут войн, не подписывают международные договоры — но они влияют на принятие решений в сотнях государств через инвестиции, давление на правления, «устойчивые стратегии» и контроль над финансовыми потоками.

Механизм влияния: инвестиции = власть.

Фонды типа BlackRock и Vanguard работают через модель индексного инвестирования. Они скупают пакеты акций по всему миру, становясь крупнейшими или вторыми по величине акционерами буквально во всём — от Apple, Microsoft и Pfizer до ExxonMobil, Nestlé, JP Morgan, Lockheed Martin и даже крупнейших медиа.

Формально они не управляют компаниями напрямую, но фактически имеют право голоса в акционерных собраниях, могут менять управленцев, влиять на стратегию, блокировать «нежелательные» решения. Это невидимое, но тотальное влияние.

Контроль над экономикой, энергетикой, фармой и СМИ.

Через это «трио» осуществляется распределение капитала и инвестиционных потоков в глобальной экономике. Они определяют:

• куда пойдут инвестиции, а какие сектора останутся без финансирования;
• какие компании будут расти, а какие — исчезнут;
• какие технологии получат развитие, а какие будут заблокированы;
• что считается «экологичным», «устойчивым», «прогрессивным» и т.д.

Это формирует единый экономико-идеологический коридор, в который должны вписаться все страны, желающие «участвовать в рынке». Кто не вписывается — теряет инвестиции, доступ к капиталу, рейтинг, биржевые индексы.

Цифровой контроль и ESG как новое орудие подчинения.

Особую роль играет BlackRock как партнёр правительств и регуляторов. Эта структура участвует в разработке экономических стратегий для стран, консультирует центробанки, внедряет стандарты ESG (экологическое, социальное и управленческое регулирование), формирует глобальные тренды по отказу от нефти, угля, мясной промышленности и т.д.

Под благовидными предлогами устойчивости и экологии внедряется система, в которой страны лишаются права самостоятельно определять свои производственные приоритеты. Если ты не соответствуешь ESG — твой бизнес недофинансирован, твои облигации не покупаются, тебя нет на бирже.

Глобальная сеть — и отсутствие ответственности.

Главная сила этих структур — в том, что они глобальны по охвату и ничейны по ответственности. Они не избираются, не подотчётны избирателям, не подлежат демократическому контролю. При этом они влияют на всё: цены на продовольствие, энергетику, политику, климатические цели, СМИ и даже войны — через инвестиции в ВПК.

Именно эти фонды, к примеру, оказались бенефициарами обострения конфликта на Украине: они держат доли в оборонных компаниях, нефтегазовом секторе, ИТ-гигантах, выигрывающих от кризиса. Неоколониализм XXI века — это капитал без границ, но с беспрецедентной властью.

Неоколониализм как алгоритм и баланс Excel.

В новой системе страны больше не подчиняются флагу, они подчиняются рейтингу, модели, индексному пакету и инвестиционной логике. Вопрос не в том, кто ты — а насколько выгодно в тебя вкладываться. Если нет — ты исключён из глобального порядка. Это новая форма колониализма — без пушек, но с точностью до формулы.

BlackRock, Vanguard и State Street — это не правительства, но империи, построенные на доверии, коде и цифре. Их влияние больше, чем у многих государств. Они не ведут внешнюю политику — они её заменяют.

Gamergate 2.0: ESG, Sweet Baby Inc. и идеологическое давление на игровую индустрию.

В последние годы в индустрии видеоигр наблюдается усиление влияния ESG-стратегий (экологические, социальные и управленческие факторы) на процессы разработки и финансирования проектов. Компании, стремясь соответствовать этим критериям, всё чаще обращаются к услугам консалтинговых фирм, специализирующихся на вопросах разнообразия, равенства и инклюзии (DEI). Одной из таких фирм является канадская Sweet Baby Inc., основанная в 2018 году бывшими сотрудниками Ubisoft. Компания оказывает консультационные услуги по вопросам повествования и инклюзивности в играх, сотрудничая с такими проектами, как God of War Ragnarök, Spider-Man 2 и Alan Wake II.

Однако подобное влияние вызвало волну критики со стороны части игрового сообщества. В 2024 году возникла кампания под названием «Sweet Baby Inc Detected», в рамках которой пользователи Steam создавали списки игр, в разработке которых участвовала компания, призывая других избегать этих проектов. Критики утверждали, что внедрение DEI-элементов происходит в ущерб качеству повествования и геймплея, а также обвиняли Sweet Baby Inc. в продвижении «woke»-повестки. В ходе недавних обсуждений вокруг компании Sweet Baby Inc. и её роли в индустрии видеоигр возникли различные предположения о её связях с крупными инвестиционными фондами, такими как BlackRock и Vanguard. Однако доказать всё это не удалось.

Бонус №3. НКО и «гуманитарные» проекты как инструмент неоколониального давления.

«Мягкая сила» с жёсткими целями.

В арсенале неоколониализма особое место занимают неправительственные организации (НКО), действующие под прикрытием гуманитарных и просветительских миссий. Эти структуры, финансируемые западными фондами и государственными агентствами, часто становятся инструментами продвижения внешнеполитических интересов, влияя на внутренние процессы в целевых странах.

USAID: агентство развития или рычаг влияния?

Агентство США по международному развитию (USAID), созданное в 1961 году, официально занимается предоставлением помощи развивающимся странам. Однако на практике его деятельность нередко выходит за рамки гуманитарной помощи. В 2012 году Россия прекратила деятельность USAID на своей территории, обвинив агентство в попытках влиять на политические процессы, включая выборы и формирование институтов гражданского общества.

Кроме того, USAID неоднократно обвинялось в тесных связях с Центральным разведывательным управлением (ЦРУ). По данным различных источников, агентство использовалось для прикрытия операций ЦРУ за рубежом, включая обучение иностранных полицейских и проведение информационных кампаний.

Фонд «Открытое общество» Джорджа Сороса: продвижение ценностей или вмешательство?

Фонд «Открытое общество» (Open Society Foundations), основанный Джорджем Соросом, заявляет о своей миссии по поддержке демократии и прав человека. Однако в 2015 году Генеральная прокуратура России признала деятельность фонда нежелательной, указав на угрозу основам конституционного строя и безопасности государства.

Фонд активно финансировал различные НКО, образовательные и культурные проекты для оказания влияния на общественное мнение и политические процессы в стране.

Механизмы влияния НКО на внутренние процессы.

НКО, финансируемые из-за рубежа, используют различные методы для воздействия на целевые страны:

• Финансирование образовательных программ и стипендий, формирующих лояльные элиты.
• Поддержка медиа-проектов, продвигающих определённую повестку.
• Организация тренингов и семинаров для активистов и журналистов.
• Предоставление грантов на исследования и аналитические материалы, влияющие на политику.

Эти действия, маскируясь под благие цели, могут способствовать формированию зависимых структур и подрыву суверенитета государства.

Заключение.

Использование НКО как инструмента неоколониального давления представляет собой серьёзную угрозу для суверенитета и стабильности государств. Под прикрытием гуманитарной помощи и продвижения демократических ценностей осуществляется вмешательство во внутренние дела, формируется зависимость от внешних центров влияния. Противодействие таким практикам требует бдительности, прозрачности финансирования и укрепления национальных институтов.