Инклюзивный капитализм: обещание для всех или управление всеми?

Инклюзивный капитализм — это термин, который звучит как компромисс, как попытка примирить рыночную экономику и социальную справедливость. Его продвигают политики, банкиры, духовные лидеры и главы транснациональных корпораций. На форумах и конференциях он подаётся как решение для XXI века: сделать капитализм «мягче», «этичнее» и «для всех».

Но за этой риторикой скрывается нечто гораздо более серьёзное. Речь идёт не о гуманизации экономической модели, а о постепенном переходе власти от государств к частным структурам, от народов — к глобальным корпорациям, от граждан — к алгоритмам. Всё это подаётся в упаковке «нового общественного договора», но по сути представляет собой реструктуризацию мира на условиях капитала, при которой собственность, права, труд и даже личная идентичность будут пересмотрены.

Кто стоит за этим проектом? Как он родился и развивается? Почему его продвижение сопровождается цифровизацией, уничтожением частной собственности и обещаниями справедливости без участия народов в управлении? И главное — чем это грозит государствам, таким как Россия, и обществам, которые ещё не готовы отказаться от суверенитета и социальной реальности в пользу глянцевой цифровой модели?

Эта статья не только о теории. Она — о текущем этапе перестройки мира, происходящем здесь и сейчас. И о том, что будет, если мы примем участие в игре, не понимая её настоящих правил.

Глава 1. Как подаётся инклюзивный капитализм.

Гуманистический фасад.

Инклюзивный капитализм позиционируется как новый этап развития рыночной экономики, где наряду с прибылью во главу угла ставятся такие категории, как устойчивость, социальная справедливость и долгосрочное общее благо. На официальных платформах подчёркивается: цель — не отказ от капитализма, а его трансформация в более «человекоориентированную» систему.

Вот как это формулируется в материалах Совета по инклюзивному капитализму с Ватиканом:

• Равные возможности для всех людей вне зависимости от пола, расы, вероисповедания и социального положения.
• Справедливые результаты для всех, кто использует свои возможности.
• Ответственность бизнеса не перед акционерами, а перед всем обществом.
• Уважение к будущим поколениям и экологической устойчивости.

Такая подача формирует образ морализаторского капитализма: мягкого, вдумчивого, инклюзивного. Ключевые слова — этика, устойчивость, инклюзия, равенство возможностей. Именно они должны вызывать доверие у общества и создавать иллюзию, что крупный капитал наконец-то решил «поделиться» — или хотя бы перестать вредить.

Участники процесса.

Главной площадкой продвижения идеи стал Совет по инклюзивному капитализму с Ватиканом, созданный в 2020 году. Его учредителями и публичными лицами стали фигуры с максимальным политико-финансовым весом:

• Линн де Ротшильд — инициатор концепции и представитель одного из старейших финансовых домов;
• Папа Римский Франциск — как моральный гарант и лицо «духовного одобрения» концепции;
• Кристин Лагард — глава ЕЦБ, бывший руководитель МВФ, лоббист идеи с 2014 года;
• Принц Чарльз, Билл Клинтон, лорд-мэр Лондона, главы фондов Рокфеллера и Форда.

Совет включает в себя 27 транснациональных корпораций с совокупными активами более 10 триллионов долларов. Это своего рода «клуб титанов», объединяющий финансовые и технологические элиты под прикрытием высокоморальной повестки.

Именно они сегодня формулируют повестку будущего — где корпорация якобы берёт на себя ответственность за общество, климат, бедность и этику. А государство при этом отходит на второй план.

Обещание «капитализма с человеческим лицом».

Официальная логика такова: традиционный капитализм зашёл в тупик — слишком много неравенства, кризисов, экологических катастроф и недоверия. Решение — не разрушать систему, а обновить её изнутри. Через этичное предпринимательство, инклюзивные рабочие места, ESG-стандарты, цифровую отчётность, партнёрство бизнеса и общества.

Капитализм остаётся, но становится добрее. Вместо давления — участие. Вместо отчуждения — инклюзия. Вместо конкуренции — совместная устойчивость. И в этом — главный эффект подачи:

Людям не предлагается бороться за изменения, им предлагается в них поверить.

Глава 2. Что такое инклюзивный капитализм на самом деле?

Перенос ответственности без передачи власти.

Инклюзивный капитализм декларирует отказ от ориентации на прибыль как единственную цель бизнеса. Однако реальность заключается в том, что власть остаётся в руках прежних структур, а «ответственность» перекладывается на всех остальных: работников, клиентов, местные сообщества, даже государства.

Это создаёт иллюзию участия, но не даёт инструментов влияния. В новой конструкции корпорации действуют как псевдо-государства, перераспределяя ресурсы, влияя на повестку, контролируя экономику — но не подотчётны обществу. Их деятельность не регулируется выборами, не ограничивается конституцией, и при этом всё чаще вмешивается в публичную жизнь.

Цифровизация как инструмент подчинения.

Инклюзивный капитализм тесно связан с повесткой цифрового контроля:

• цифровые паспорта,
• всеобщая биометрия,
• безналичная экономика,
• платформенная идентичность,
• оценка ESG-профиля человека или бизнеса.

Под видом упрощения и инклюзии общество переводится в формат полной прозрачности — где каждое действие отслеживается, оценивается и регулируется. А доступ к благам (медицине, финансам, образованию) становится условным: он может быть ограничен по критериям, сформулированным не государством, а частными структурами.

Ключевая логика здесь — отказ от собственности. Тебе больше ничего не принадлежит: ты арендуешь, подписываешься, получаешь доступ. Но лишён инструментов накопления, автономии и независимости. Это не забота о равенстве — это выравнивание снизу, с сохранением контроля наверху.

Финансовая эксплуатация в новой обёртке.

Одним из самых опасных аспектов инклюзивного капитализма становится финансовая система, в которой человек не является субъектом, а становится объектом управления. Основные инструменты — кредиты, инвестпродукты, «умные» налоги, социальные очки, динамические тарифы и цифровые валюты.

Человека вовлекают в экономику через сервисы и платформы, но при этом лишают возможности реально накапливать или инвестировать. Его денежные потоки контролируются, моделируются и корректируются. У тебя может быть доход — но не капитал. У тебя есть зарплата — но нет активов. И всё это происходит под лозунгами «равного доступа» и «благоприятной среды».

«Экономика арендаторов» вместо собственности.

В контексте инклюзивного капитализма всё больше говорят об «экономике совместного пользования» (sharing economy). Машина, жильё, техника, даже одежда — всё предлагается арендовать, а не владеть. Казалось бы, удобно. Но есть один нюанс: ты больше не собственник — ты пользователь. А значит, зависишь от платформ, условий подписки и правил, которые могут измениться без твоего участия.

Таким образом формируется новый социальный строй: жизнь по подписке. У тебя есть всё — но ничего не твоё. Это удобно… до тех пор, пока ты соответствуешь «новой этике». А если нет — твой доступ можно отключить. И это уже не капитализм в классическом смысле. Это технологическая система контроля с гуманистической риторикой.

Глава 3. Исторические корни и аналогии.

От корпоративизма к платформенному феодализму.

Многие принципы, лежащие в основе инклюзивного капитализма, напрямую восходят к идеологии корпоративизма, продвигаемой в начале XX века. Тогда Ватикан — как сейчас — стремился предложить «третий путь» между социализмом и либеральным капитализмом. Идея заключалась в гармонизации общества через союз труда и капитала, без классовой борьбы. Но на деле это была попытка сохранить контроль над обществом без политической демократии.

Та же идея оказалась позже встроена в модель итальянского фашизма, где классы формально «примирялись», но управление сосредотачивалось в руках партийно-корпоративной элиты. После войны этот подход был временно заброшен, но вернулся под новой маской — сначала в виде народного капитализма 50-х годов, затем — корпоративной социальной ответственности (CSR), и теперь — как «инклюзивный капитализм».

Суть неизменна: идеология консенсуса без демократии, участия — без власти, справедливости — без перераспределения.

Народный капитализм и «акции рабочим».

В середине XX века в США и Великобритании был запущен проект «народного капитализма» — попытка сделать наёмных работников мелкими акционерами. Рабочим предлагалось купить или получить доли в предприятиях, чтобы они «ощутили себя капиталистами» и утратили интерес к классовой борьбе.

На практике эти акции приносили символическую прибыль, и большинство людей просто продавали их, не изменив своего отношения к труду или собственности. Попытка изменить мышление с помощью поверхностного участия провалилась. Проект свернули.

Инклюзивный капитализм — это перезапуск той же идеи, только вместо акций — доступ к «платформам», «цифровой идентичности» и «этическому капиталу». Рабочему опять не дают контроль, но создают видимость участия.

Великая перезагрузка как прикрытие.

Клаус Шваб и Всемирный экономический форум (ВЭФ) сыграли ключевую роль в популяризации термина «инклюзивный капитализм» как части так называемой Великой перезагрузки. В их документах говорится о необходимости:

• отказа от частной собственности (для обычных людей),
• распространения цифровой экономики как основы новой модели,
• переформатирования общества в систему совместного пользования,
• устранения «устаревших форм демократии» и национальных границ.

Формально — это забота о климате, правах и равенстве. По факту — это подготовка к глобальному управлению на основе технологической и финансовой инфраструктуры. Всё, что предлагалось как «прогноз» — стало дорожной картой, реализуемой шаг за шагом.

От старых теорий к новой упаковке.

Инклюзивный капитализм не предлагает ничего принципиально нового. Это очередная итерация старых моделей: от фашистского корпоративизма и католического солидаризма до технократического глобализма XXI века. Все они объединены одной целью — сохранить власть без перераспределения собственности и ресурсов.

Сегодняшняя версия отличается тем, что впервые получила возможность реализоваться в цифровом формате. И это делает её опаснее всех предыдущих.

Глава 4. Россия и вызов инклюзивного капитализма.

Почему России не по пути?

Инклюзивный капитализм декларирует равенство, устойчивость и доступность. Но за этим фасадом кроется логика глобального стандартизированного управления, где на первый план выходит транснациональный капитал, а государства превращаются в функциональные подразделения. Для России это означает: отказ от суверенного пути, утрату стратегических активов и встраивание в чужую систему правил.

Россия исторически строилась как государство с сильным государственным сектором, уникальной системой перераспределения и особой ролью вертикали власти. Любая модель, в которой центры управления находятся вне страны, а ключевые решения принимаются независимыми платформами и корпорациями, по определению противоречит российской модели.

Кроме того, концепция отказа от частной собственности и замена её «доступом к платформе» подрывает не только экономику, но и ментальную основу для развития среднего класса. В России до сих пор сохраняется культурная ценность собственности — земли, жилья, автомобиля, малого бизнеса. Уничтожение этой модели приведёт к атомизации и зависимости.

Национальный капитал против глобального арендатора.

В логике инклюзивного капитализма государство становится ненужным. Вместо него — платформа. Вместо гражданина — пользователь. Вместо экономики — подписка. Такая модель полностью противоречит усилиям России по формированию суверенного экономического ядра, цифрового рубля, собственной платёжной инфраструктуры, стратегических секторов под государственным контролем.

Если Россия принимает архитектуру инклюзивного капитализма, она отказывается от амбиций. Вместо субъекта — потребитель. Вместо инвестора — арендатор. Вместо защитника интересов — пользователь, у которого нет прав, только правила.

В этом смысле Россия — не просто пассивный наблюдатель. Она — одна из немногих альтернативных моделей, ещё не встроенных в переформат. Поэтому и подвергается постоянному давлению: санкционному, информационному, политическому.

Глава 5. Критика теории с философской и экономической позиций.

Игнорирование труда.

Одна из ключевых слабостей концепции инклюзивного капитализма — это полное игнорирование роли труда как основы общественного богатства. Теория строится на распределении доступа к благам, но не задаёт главный вопрос: кто и как эти блага создаёт?

Экономика — это не только распределение ресурсов. Это прежде всего производство ценностей. Без решения проблемы труда — оплаты, условий, отношений собственности на результаты труда — никакая система не станет по-настоящему справедливой. Инклюзивный капитализм оставляет существующие производственные отношения нетронутыми, предлагая лишь перераспределение доступа к результатам через цифровые платформы.

В этом — его глубокая несовместимость с реальными требованиями социальной справедливости. Он не решает проблему эксплуатации, а маскирует её под инклюзию.

Иллюзия инклюзивности.

Инклюзивный капитализм обещает участие всех, но на практике участие сводится к контролируемому доступу. Стратегические решения остаются в руках корпораций и глобальных платформ, которые:

• не избираются народом,
• не несут политической ответственности,
• могут в любой момент менять правила игры в свою пользу.

Это не демократизация экономики, а её приватизация в руках закрытых групп. Инклюзия превращается в инструмент усмирения общества — создаётся видимость причастности при сохранении структурного неравенства.

Экономика совместного пользования как экономия на людях.

Концепция совместного пользования преподносится как удобство: не нужно владеть, достаточно иметь доступ. Но на деле это:

• удаляет право собственности как механизм накопления и свободы,
• создаёт полную зависимость от поставщика услуги,
• ставит потребление под постоянный контроль и регулирование.

В условиях «экономики аренды» человек перестаёт быть экономическим субъектом — он становится объектом обслуживания. Его статус постоянно пересматривается в зависимости от цифрового профиля, поведения, социального рейтинга.

Почему это не альтернатива Марксу, а идеологический антагонист.

Кристин Лагард и другие идеологи инклюзивного капитализма утверждают, что их модель «устаревший Марксизм обходит». Но на деле инклюзивный капитализм — это не ответ на вызовы Маркса. Это попытка задушить сами вопросы, которые он ставил.

Маркс анализировал фундаментальные противоречия между трудом и капиталом, между производством и присвоением. Инклюзивный капитализм пытается заморозить эти противоречия красивыми лозунгами, не затрагивая их сути.

Это не развитие социальной философии. Это её упрощение до набора маркетинговых тезисов. Причём под прикрытием гуманизма фактически формируется новая классовая иерархия — цифрового типа, ещё более закрытая, чем старая индустриальная буржуазия.

Бонус №1. Жизнь по подписке уже сейчас.

Инклюзивный капитализм — это не только теория. Его модель реализуется прямо сейчас. И один из ключевых механизмов, который внедряется уже на бытовом уровне — это жизнь по подписке. То есть замена собственности на доступ, постоянную арендную модель, в которой пользователь не владеет — он временно пользуется, платит — и остаётся зависимым.

Сфера развлечений стала первым полигоном для отработки этого подхода. Онлайн-кинотеатры, музыкальные сервисы, облачные хранилища, игровые платформы — почти всё перешло на систему подписки. Пользователь платит не за контент, а за право временного доступа. Прекращается оплата — исчезает и контент. Накопленного владения не существует. Это не покупка, это аренда эмоций.

Подписка вместо покупки: кейсы из жизни.

Один пользователь (реальный пример из жизни) с 2013 года оплачивал подписку Origin от EA. Подписка включала премиальные версии популярных игр, включая FIFA, которая выходит ежегодно. Изначально это казалось выгодным — подписка стоила меньше, чем одна премиальная FIFA. Кроме того, давала доступ к целой библиотеке игр.

Но со временем ситуация изменилась. Финансовые трудности, снижение интереса к играм — подписку пришлось отменить. И тогда стало очевидно: все годы платежей ничего не дали. Поиграть теперь можно только в FIFA 13 — ту, что была куплена отдельно. Всё, что было получено по подписке — исчезло. Прогресс в играх, сохранения, доступ к другим проектам — всё заблокировано. Это были не игры — это была аренда. И вернуть их можно только по той же схеме: продли подписку, заплати ещё.

Фактически, система работает как бесконечная воронка: ты не приобретаешь — ты привыкаешь. И если однажды отключишься — теряешь всё, что когда-то уже оплатил.

Каршеринг, облака, софт: мир аренды становится нормой.

Тренд «не владей — подписывайся» вышел далеко за рамки цифровых продуктов:

• Каршеринг и аренда транспорта. Все больше людей предпочитают не покупать автомобиль, а пользоваться им «по подписке»: через приложение, с оплатой за минуты. Это удобно — до тех пор, пока тебе нужен транспорт. Но в экстренной ситуации — ты просто зависим от доступности сервиса, цен, политики платформы.
• Подписка на софт. Даже программное обеспечение — Adobe, Microsoft, AutoCAD — теперь не продаётся, а «предоставляется». Ты платишь за использование. Не продлил — проект недоступен. Рабочие файлы становятся заложниками сервиса.
• Хранение данных. Google, Dropbox, OneDrive — хранилища по подписке. Без оплаты теряешь доступ. А при отключении — данные могут быть удалены. Флешки и винчестеры казались устаревшими, пока не выяснилось, что в «облаке» всё временно.

Во всех этих случаях идея одна: ты не собственник, ты арендатор. Платишь — пользуйся. Не платишь — до свидания. Причём с каждым годом становится сложнее найти альтернативу вне этой схемы.

Когда подписка становится политическим рычагом.

Иллюзия, что подписка — это просто удобство, окончательно разрушилась после 2022 года. Ряд западных сервисов отключил российских пользователей от доступа к контенту и продуктам. Кто-то — по инициативе самих компаний. Кто-то — из-за санкций. В любом случае результат одинаков:

пользователи, платившие годами за музыку, игры, программы и облачные сервисы, оказались отключены по политическим причинам. Не по своей вине. Не потому что нарушили правила. Просто — доступ закрыт. Через геополитику.

Это стало первым массовым примером, когда «жизнь по подписке» показала свою настоящую суть: тот, кто контролирует доступ, контролирует всё. При классической собственности у тебя остаётся актив. При подписке — только временная лояльность, которую можно в любой момент аннулировать.

Цифровое рабство под видом удобства.

Жизнь по подписке — это не просто коммерческий тренд. Это культурное и психологическое форматирование: воспитание поколения, для которого отсутствие собственности — норма. Вначале — в фильмах и играх. Затем — в жилье и транспорте. В итоге — в деньгах, работе и правах.

И когда эта модель будет масштабирована до уровня всего общества, окажется, что доступ ко всему регулируется «сверху» — и не тобой. Ты в системе. Ты в аренде. Твоя жизнь — по подписке. И отменить эту подписку можешь не только ты.

Бонус №2. Цифровая валюта: контроль или суверенитет?

Цифровая валюта — один из центральных элементов будущей экономики. Она всё чаще упоминается в контексте инклюзивного капитализма, цифровой трансформации и устойчивого развития. Внедрение цифровых валют центральных банков (CBDC) обсуждают уже не на уровне экспериментов, а как неизбежную замену наличных в горизонте 5–10 лет.

С одной стороны, цифровая валюта — это логичный шаг: удобные платежи, отсутствие фальшивок, мгновенные переводы. Но с другой — это абсолютный инструмент контроля, если он встроен в архитектуру платформенного надзора. И именно в этом — главный вызов.

Цифровые деньги как основа управляемой экономики.

В модели инклюзивного капитализма цифровая валюта становится частью большого конструкта:

• Каждый человек получает цифровой кошелёк, привязанный к биометрии и социальному профилю;
• Платежи могут быть ограничены по категориям, регионам или видам деятельности;
• Доступ к деньгам — условный, зависящий от «социального поведения», «экологической нагрузки» и других параметров;
• Прозрачность тотальная: любые траты отслеживаются и анализируются в реальном времени.

В результате деньги становятся не универсальным средством обмена, а инструментом допуска. Ты не просто «платишь» — ты демонстрируешь лояльность системе. В такой архитектуре финансовая независимость исчезает. Даже если деньги числятся на твоём счёте — ими можно управлять извне.

В России — иная логика?

Однако важно понимать: цифровая валюта — это не зло по определению. Это инструмент. И как любой инструмент, она может работать в разных интересах — в зависимости от архитектуры системы.

В России внедрение цифрового рубля происходит не под эгидой глобалистских структур, а как попытка укрепить внутренний платёжный суверенитет. Цифровой рубль разрабатывается Центробанком, находится под регулированием национального законодательства и интегрируется в уже существующие платёжные механизмы, а не заменяет их одномоментно.

Пока речь идёт о добровольной модели, не предполагающей отключения наличных или полного перехода на цифровую форму. Более того, в ряде заявлений подчёркивается, что цифровой рубль не должен заменять другие формы расчётов, а служит дополнительным инструментом — в первую очередь для устойчивости системы в условиях внешнего давления.

В чьих руках контроль — тот и формирует смысл.

Именно это различие — ключевое. В западной логике CBDC — это часть экосистемы ESG, социальной идентичности, ограничения на потребление и персонализированных условий доступа. В российской логике (по крайней мере, официальной) — это альтернатива SWIFT, Visa, MasterCard и другим уязвимым точкам.

Поэтому оценка цифровой валюты должна быть точечной. Не по названию, а по архитектуре:

• есть ли возможность полной независимости транзакций?
• будет ли доступ к деньгам ограничиваться алгоритмами?
• сохраняется ли роль наличных?
• подконтролен ли механизм национальному закону, а не внешним институтам?

Итог: цифра — не враг, если она в твоих руках.

Цифровая валюта может стать инструментом нового цифрового феодализма — но может быть и щитом против него. Всё зависит от того, кто стоит у кода. Потому что код — это и есть власть. А значит, вопрос о цифровых деньгах — это не только вопрос технологии. Это вопрос модели будущего.

Бонус №3. Люди, продвигающие инклюзивный капитализм связаны с ультраглобализмом?

Да. Инклюзивный капитализм тесно связан с ультраглобализмом, и это не совпадение, а логика продолжения.

Вот ключевые моменты:

Кто продвигает?

• Линн де Ротшильд — инициатор и публичное лицо Совета по инклюзивному капитализму. Представитель одной из старейших финансовых династий.

• Кристин Лагард — глава ЕЦБ, бывший директор-распорядитель МВФ.

• Клаус Шваб — основатель Всемирного экономического форума, автор идеи «Великой перезагрузки».

• Папа Франциск — идеологическая «крыша» проекта (под лозунгами справедливости, но без политических механизмов).

• Фонды Рокфеллера, Форда, Джорджа Сороса — прямо или косвенно участвовали в финансировании или разработке инициатив.

Это всё — ядро ультраглобалистского проекта, нацеленного на:

• устранение национальных барьеров;

• унификацию ценностей и правил;

• передачу власти от государств к наднациональным структурам;

• управление обществами через нормы, рейтинги, ESG и цифру.

Почему связь с ультраглобализмом очевидна?

Потому что инклюзивный капитализм — это:

• новый облик глобального управления, но без политики;

• экономическая надстройка над цифровой идентичностью и социальной инженерией;

• форма «мягкого контроля» через доступ к ресурсам, а не через прямые законы.

Он не отрицает капитал, не предлагает равенство. Он перестраивает мир под интересы транснационального класса, при этом обещая «благо для всех».