Диаспоры в России: мост дружбы или мина замедленного действия?

Многонациональность — один из тех терминов, который в современной риторике подаётся как безусловное благо. Он звучит с высоких трибун, включается в официальные доктрины и нередко становится щитом, за которым удобно прятать явные проблемы. Но за красивыми словами о «гармонии культур» и «богатстве традиций» всё чаще проглядывает тревожная реальность, к которой государство не было готово. И это не просто миграция — это институционализированная система этнической сегрегации, получившая название «диаспора».

На бумаге диаспоры — это культурные сообщества, объединяющие выходцев из других стран для взаимопомощи, адаптации и сохранения идентичности. В реальности же они всё чаще становятся инструментом давления, защиты преступников и фактором внутренней дестабилизации. Возникает парадокс: русские, живущие у себя дома, оказываются менее защищёнными, чем представители диаспор, которых прикрывают и дипломатией, и деньгами, и политическим лобби.

Ситуация выходит из-под контроля. Государственные институты, столкнувшись с этническими преступными группировками, вынуждены искать баланс между законностью и «международным спокойствием». Но возможно ли это, если на кону — национальная безопасность? Мы зададим этот вопрос напрямую и без обиняков. Статья, которую вы читаете, — это разбор того, как диаспоры должны были бы работать, как они работают на самом деле и почему этот вопрос — не культурологический, а стратегический.

Глава 1. Как диаспоры должны были работать: благие намерения и теория.

Что такое диаспора с точки зрения теории?

Термин «диаспора» в изначальном смысле означает сообщество людей, покинувших свою историческую родину, но сохранивших с ней культурную, языковую и эмоциональную связь. В классическом понимании — это механизм поддержки, через который люди, оказавшиеся вдали от дома, могут адаптироваться к новой среде, не потеряв собственную идентичность. При этом акцент делается на мирное сосуществование, взаимное обогащение и уважение к культуре принимающей страны.

Идея диаспор в России изначально предполагала создание опорных точек для социализации мигрантов. Речь шла о помощи в изучении языка, ориентации в законодательстве, трудоустройстве и адаптации к местным социальным нормам. Это должно было служить не изоляции, а, напротив, интеграции в общество. В перспективе — укрепление дружбы народов, снижение социальной напряжённости, выстраивание горизонтальных связей.

Государство в 1990–2000-е годы поддерживало развитие диаспор под видом «культурно-национальных автономий». Предполагалось, что они станут проводниками мягкой силы, возьмут на себя часть работы по гражданскому воспитанию мигрантов и станут живыми мостами между странами. Тогда никто не подозревал, что вместо мостов вырастут бастионы.

Идеализация многонациональной модели: почему верили в успех.

После распада СССР Россия унаследовала уникальный социокультурный опыт: десятки народов, говорящих на разных языках, но умеющих сосуществовать в одном государстве. Именно этот опыт был использован в качестве аргумента в пользу новой многонациональной модели. Она предполагала: если в СССР смогли мирно уживаться таджики и якуты, чеченцы и башкиры, то и в постсоветской России это должно быть возможно. Звучало логично.

К тому же, в те годы активно продвигалась идея интернационализма — пусть и в современной, «мягкой» упаковке. Диаспоры рассматривались как гражданское общество в этническом разрезе. Им отводилась роль буфера между мигрантами и властями: они, мол, и своих научат законам, и к проблемам отнесутся с пониманием. Власти надеялись: лучше иметь этнических лидеров под контролем, чем оставить всё на самотёк.

Не последнюю роль играли и экономические расчёты. Предполагалось, что представители активных диаспор займут малые бизнес-ниши, станут платить налоги, развивать национальную кухню, рынок и сферу услуг. То есть, добавят «экономического цвета» и оживят монотонные районы крупных городов. Это рассматривалось как вклад в развитие России, а не как угроза её стабильности.

Какие функции приписывались диаспорам официально.

Функции диаспор:

• Культурно-просветительская функция. Проведение мероприятий, сохранение языка, организация национальных праздников и традиций — всё это подавалось как обогащение общего культурного пространства.
• Адаптационная функция. Помощь соотечественникам в получении документов, жилья, работы. Объяснение правил жизни в России, норм закона, бытовых особенностей — неофициальный «проводник» между старым и новым миром.
• Посредническая функция. Взаимодействие с органами власти, представление интересов мигрантов. Предполагалось, что диаспора поможет разрешать конфликты, снижать уровень агрессии, договариваться мирно.
• Экономическая функция. Создание этноориентированного бизнеса, кооперация внутри сообщества, поддержка своих. Это должно было стимулировать честную предпринимательскую активность.
• Воспитательно-социальная функция. Работа с молодёжью и детьми — чтобы те не теряли связь с культурой, но при этом не выпадали из правового поля принимающей страны.

На бумаге выглядело всё благостно. В теории — конструкция стройная и даже симпатичная. Но как часто бывает в России, между «как должно быть» и «как есть» пролегает пропасть.

Глава 2. Как диаспоры работают на самом деле: от культурной миссии к теневому влиянию.

Культурная ширма, за которой скрывается реальная власть.

Если раньше этнические общины действительно занимались просветительством, то сегодня «культурные автономии» зачастую выполняют функции неформальных теневых администраций. За вывесками центров дружбы народов и землячеств скрываются структуры с чёткой иерархией, своими «старшими», внутренними законами и, главное, механизмами защиты своих представителей — в обход российского законодательства.

Так называемые лидеры диаспор могут вмешиваться в работу правоохранительных органов, влиять на миграционную и предпринимательскую среду, выстраивать свои схемы обналичивания, рейдерства и коррупции. Всё это работает не благодаря, а вопреки государству. В итоге Россия получает не «гармоничную многонациональность», а этнические анклавы с повышенной автономией и слабой управляемостью.

Особенно тревожен факт, что многие представители этих структур имеют тесные связи с зарубежными политическими и экономическими элитами. В моменты кризиса — например, после задержания преступников в Екатеринбурге — реакция приходит не только из местной диаспоры, но и на уровне иностранных МИДов. Вопросы уголовного преследования в России становятся поводом для международного давления. Это уже не культурный вопрос, а политическая игра с открытым вмешательством во внутренние дела.

Преступность под этническим прикрытием.

Самый болезненный аспект современной диаспоральной модели — это прямая связь с организованной преступностью. Под видом землячеств и автономий всё чаще скрываются этнические ОПГ. Такие группировки контролируют торговлю, строительство, автосервисы, рынки, нелегальную миграцию и проституцию. Они используют свои связи в диаспорах для укрытия членов группировки, давления на свидетелей, подкупа чиновников и откровенного саботажа расследований.

Примеры далеко не редкость. В Екатеринбурге арест группы выходцев из Азербайджана, подозреваемых в убийствах и покушениях, вызвал в Баку не осуждение преступлений, а дипломатический скандал. А в случае с Анатолием Грудистовым, осуждённым за самооборону против мигранта, наблюдалось явное вмешательство в судебный процесс, давление и необъяснимая переквалификация дела. Подозрения на работу «по звонку» и участие диаспоры в подтасовках только укрепляются.

Таких кейсов становится всё больше. Но главная проблема — не в количестве преступлений, а в самом принципе: этническая принадлежность становится оправданием, а не отягчающим фактором. В результате у преступника появляется «подушка безопасности» в виде диаспоры, адвокатов, медиа-поддержки и даже дипломатического прикрытия. Это подрывает саму идею правосудия.

Политическое и дипломатическое давление: новая угроза суверенитету.

Операции ФСБ, МВД и Следственного комитета, направленные на ликвидацию этнических преступных группировок, всё чаще сопровождаются нервной реакцией зарубежных властей. Так, в случае с задержаниями в Екатеринбурге, азербайджанская сторона ответила отменой мероприятий, резкими заявлениями и даже дипломатическими нотами. Складывается впечатление, что иностранные государства считают возможным вмешиваться в уголовное право России, если под следствием оказываются их соотечественники.

Эта тенденция — крайне опасна. По суверенитету России наносится удар, и не потому, что кто-то внешне вторгся, а потому что внутри страны работают структуры, чьё подчинение государству – условное. Они оказывают реальное влияние на политику, бизнес, правоохранительную систему, медиа и суды. Фактически, это «пятая колонна» в мягкой форме, которая в нужный момент способна выступить как мобилизационный ресурс.

Сергей Миронов, председатель партии «Справедливая России – За правду», в недавнем заявлении прямо назвал диаспоры «инструментом вмешательства» и подчеркнул, что официальные власти некоторых стран играют в чужую игру, разрушая отношения с Россией ради политического давления. Это не просто культурный вопрос — это вопрос безопасности и целостности государства.

Обособленность, параллельная мораль и презрение к России.

Закрытость диаспор порождает внутреннюю автономию. Люди, находящиеся в таких общинах, часто не считают нужным адаптироваться, учить язык, уважать законы. Они живут «по своим понятиям», обращаются за помощью не в полицию, а к «старшим». Так формируется альтернативная мораль, где честь и справедливость определяются не законом, а этнической лояльностью. В результате — чужие нормы на нашей земле.

Это проявляется в бытовом хамстве, агрессии, презрении к русским и демонстративной уверенности в безнаказанности. Как только возникает конфликт — включается диаспора: угрозы, наезды, подкуп, давление. А если не помогает — подключаются дипломаты. Наша судебная и правоохранительная системы в таких условиях оказываются не способными защитить граждан.

Самое тревожное — полное отсутствие симпатии к России. Во время Специальной военной операции, как уже отмечалось, ни одна из крупных диаспор не выступила с поддержкой. Зато появилась информация о сборах денег в пользу ВСУ, создании батальонов, воюющих на стороне противника. Это не просто равнодушие — это враждебность. И она подпитывается именно диаспоральной структурой, где воспитание ведётся не в духе уважения к России, а в духе этнического превосходства и «временного проживания» на нашей территории.

Диаспора как защита преступника, а не механизма правосудия.

Повторяющийся сценарий: представитель этнической диаспоры совершает преступление, и тут же — включается система «прикрытия». На суд давят. СМИ получают поток историй про «жестокость полиции». Появляются «адвокаты по вызову», которые работают на конкретную общину. Собираются деньги, мобилизуются земляки, и к правоохранительным органам идёт требование: «освободите нашего». Такое поведение превращает любую уголовную историю в этнополитический шантаж.

Какое общество мы получаем в результате? Где русские боятся вступиться за свою девушку, потому что за ней может приехать «группа поддержки» из десяти человек. Где молодёжь знает: если конфликтует с представителем диаспоры, то быть беде. И где суд смотрит не на факты, а на фамилию и происхождение обвиняемого. И это, если не брать ситуации, когда представители диаспоры «улаживают» конфликты прямо в отделении полиции, обещая «поговорить» с преступником, которому по-хорошему — или тюрьма или депортация. Это и есть гибридная этническая оккупация правового пространства.

Все разговоры о «многонациональной гармонии» разбиваются о статистику МВД и суровую действительность. Если диаспора становится щитом для преступника — это не культура, это преступный синдикат. И пока государство делает вид, что не замечает разницы, ситуация будет только ухудшаться.

Глава 3. Почему диаспоры стали угрозой для России: от этнокриминала к подрывной политике.

Этнокриминал как система, а не исключение.

Сегодня этническая преступность — не случайный всплеск, а системное явление, обросшее устойчивой структурой и связями. Речь идёт не только о мелких нарушениях, но о транснациональных преступных сетях, замыкающихся на конкретные диаспоры. Они контролируют теневую миграцию, торговлю наркотиками, нелегальный бизнес, проституцию, вымогательство и рэкет. При этом за каждым бизнесом, за каждым рынком, за каждым «обналичником» почти всегда стоит конкретное землячество.

Такая система устойчиво воспроизводится — старшие передают опыт младшим, иерархия не нарушается, а кланы контролируют свои участки словно феодальные бароны. Государство вынуждено договариваться или «не замечать» — слишком сложны межнациональные последствия и слишком велик политический шум. Тем самым мы приходим к абсурду: чем преступная структура более этнически оформлена, тем меньше у неё шансов быть разрушенной.

По сути, происходит подмена нормальных понятий. Преступность — это уже не личная ответственность, а «проблема народа». Судебное разбирательство — это не процесс справедливости, а «угроза репутации всей нации». А попытка навести порядок в анклаве становится «проявлением этнической вражды». Такая логика разрушает правовое государство с фундаментом в виде единого закона.

От давления на суды до давления на политику.

На примере дела Анатолия Грудистова можно проследить, как диаспора вмешивается в правосудие. Сначала присяжные признали его виновным по более мягкой статье — причинение смерти по неосторожности. Потом пришло новое рассмотрение, новый состав присяжных — и, как по заказу, человек получает восемь лет за «умышленное убийство». История говорит не только о несправедливости. Она указывает на прямое влияние извне на работу суда.

В июле 2019 года в Иванове нелегальный мигрант из Азербайджана Фазиль Балаев (по закону его должны были депортировать), находясь в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, как утверждает следствие, оскорбил русскую девушку. Первоначально телекомпания Барс рассказала о том, что по имеющимся показаниям свидетелей он её даже избил.

Девушка позвонила своим друзьям, одним из которых был Анатолий Грудистов. В завязавшейся драке Анатолий непреднамеренно застрелил обидчика из травматического пистолета (на который у него было разрешение).

Если посмотреть видео, то можно увидеть, что сам Фазиль при поддержке двоих соотечественников начинает нападать на Анатолия: он и ещё один человек пытаются его ударить. Грудистов выхватывает травматический пистолет и стреляет в упор в нападающего. После этого драка прекращается и Анатолий убегает.

По итогу произошла смерть нападавшего из-за попадания в глаз, но это вряд ли было совершено умышленно, ведь всё происходило в динамике, и Грудистов стрелял в тот момент, когда его толкали.

Такие случаи становятся всё более частыми. Судьи, полицейские и прокуроры оказываются в положении, когда любое их действие против «представителя диаспоры» может привести к скандалу, угрозам, увольнению или общественной травле. Дипломатия, соцсети, медиа, уличные акции — всё это становится инструментарием давления.

Особую тревогу вызывает, что влияние переходит и в политическое поле. Диаспоры формируют лоббистские сети внутри власти, в бизнесе, в медиа. Они имеют выход на чиновников, депутатов, журналистов. Через систему знакомств и «благотворительности» они получают возможность влиять на принятие решений. Это не участие в жизни общества — это теневое управление ради защиты своих, а не ради интересов России.

Феномен «государства в государстве».

Словосочетание «государство в государстве» давно стало штампом, но в случае с диаспорами оно абсолютно точно отражает суть. У них — свои лидеры, своё «право», свои методы решения споров, свои школы, газеты, даже суды чести. В самых закрытых общинах (например, кавказских или среднеазиатских) конфликт между своими решается без участия полиции. Русское государство в этих зонах попросту не работает.

Причём эти параллельные государства не только не стремятся к интеграции — они её активно саботируют. Чем более обособленна община, тем сложнее ей «потеряться» среди остальных. Это означает максимальную управляемость внутри и минимум контроля снаружи. Особенно это важно для криминала: так легче скрываться, уходить от следствия, менять документы и устраивать ротацию исполнителей преступлений.

Там, где есть своя диаспора, у преступника всегда есть крыша, адвокат, отель, переводчик, лояльный свидетель. Там, где нет — он становится уязвим. Поэтому интересы криминала и интересы диаспор пересекаются всё чаще. Государство же, вместо того чтобы это пресекать, предпочитает делать вид, что это «особенности культуры».

Утрата контроля и дипломатическое унижение.

Каждый раз, когда российские спецслужбы или МВД проводят операцию против этнической преступности, на политическом горизонте сразу возникает дипломатический фронт. Пример Екатеринбурга — показательен. Вместо признания: «да, были преступники, вы имеете право на следствие», последовало дипломатическое давление, отмена мероприятий, ультиматумы. То есть, один инцидент в рамках закона вызывает международный скандал.

Это означает, что российское государство вынуждено оглядываться при каждом шаге. Буквально — согласовывать применение Уголовного кодекса с теми, кто в этом кодексе быть не хочет. И всё это — на территории самой России. Такая ситуация подрывает не только право, но и престиж. Внутренние дела становятся предметом внешнего диктата. Это уже не просто «неудобно» — это угроза суверенитету.

Если власть не способна навести порядок из-за дипломатических обид третьих стран, возникает вопрос: а чьё здесь государство? Кто определяет, что допустимо, а что — нет? Москва? Или Баку, Душанбе, Ереван — с подачи «партнёров» из других столиц?

Психологическое и демографическое давление на русское население.

Ещё один аспект угрозы — это психологическое выжигание среды для коренного населения. Русские боятся отстаивать своё, особенно в конфликтных ситуациях. Никто не хочет рисковать, если на обратной стороне конфликта — «группа земляков», подкреплённая связями, ресурсами, угрозами. Проще уйти. Проще не ввязываться или уступить. Так сдают улицы, кварталы, целые районы, города.

Это приводит к вытеснению, внутреннему отступлению. Многонациональность перестаёт быть симбиозом и превращается в давление. Особенно это заметно в школах, на рынках труда, в медучреждениях. Везде, где русским приходится соприкасаться с организованным этническим меньшинством, — они чувствуют уже себя в меньшинстве и вынуждены адаптироваться под чужие правила.

Сюда же добавляется демографический фактор. «Трудовые мигранты» приезжают не одни, а с семьями. Они плодятся, «захватывают» детские сады и школы, создают запрос на свои культурные и религиозные учреждения. И при этом не испытывают желания ассимилироваться. То есть, мы получаем не новое гражданское общество, а параллельную нацию с собственными ценностями, часто враждебными к принимающей стране.

Риски в условиях войны и международного давления.

Особую остроту вопрос диаспор приобретает в условиях СВО и внешнего давления на Россию. Наличие этнических анклавов с нелояльным населением — это прямая брешь в обороне. Уже есть данные о сборе средств в пользу ВСУ, участии представителей диаспор в украинских формированиях, публичной агрессии к России и её армии. Это — не просто социальный конфликт. Это — диверсионная и идеологическая угроза.

Диаспоры могут быть использованы против России на трёх уровнях:

• Информационно: через влияние на медиа, раздувание тем про «этнические репрессии»;
• Политически: через давление на органы власти, лоббизм, срыв законных решений;
• Военно-социально: участие в массовых беспорядках, саботаж, создание внутренних «спящих ячеек».

Россия уже однажды проиграла такую войну — в Чечне. Тогда тоже не верили, что «свои» могут встать против. Сегодня ошибки прошлого не должны повторяться. Диаспоры — не просто фактор миграции. Это стратегическая угроза в условиях гибридной войны.

Глава 4. Что делать: шаги к наведению порядка и защите государства.

Признание проблемы — первый шаг к её решению.

Пока власть продолжает говорить об «уникальном межнациональном опыте» и «гармонии культур», этнические анклавы укрепляют позиции. Первое, что необходимо сделать — прекратить игнорировать реальность. Диаспоры в России, за редким исключением, уже давно перестали быть культурными клубами. Они трансформировались в инструмент экономического, криминального и политического влияния.

Признание этого факта на государственном уровне — единственно честный и необходимый шаг. Без этого невозможна никакая реформа. Ситуацию нужно называть своими именами: этнические диаспоры сегодня являются угрозой правопорядку, суверенитету и социальной стабильности России. Проблема не в миграции как явлении, а в её организованной, этнически закрытой форме.

Важно озвучить это не только в узком экспертном кругу, но и публично — на уровне парламентских слушаний, в законодательных инициативах, в заявлениях высокопоставленных лиц. Молчание в вопросе национальной безопасности — соучастие.

Законодательный запрет на создание диаспор как организаций.

Необходимо юридически запретить создание и деятельность этнических диаспор как структур, формально объединяющих граждан по национальному признаку. В первую очередь — в форме НКО, автономий, землячеств, общественных объединений и т. п. Культура — пусть развивается. Но без организационного инструментария, превращающегося в параллельную власть.

Аргумент, что это нарушает свободу объединений, не выдерживает критики. Любая свобода заканчивается там, где начинается угроза безопасности. И если под прикрытием «культурных автономий» укрываются преступники, ведётся давление на суды и вербовка враждебных формирований, — такое объединение должно быть признано вредоносным по определению. Пример есть — запрет на иностранные НКО, признанные «нежелательными». Тот же подход необходим и здесь.

Для начала — создание федерального закона, запрещающего объединения граждан на этнической основе, если целью деятельности является защита интересов национальных меньшинств вне рамок российского законодательства. Далее — разработка механизма ликвидации уже существующих диаспоральных структур.

Ужесточение ответственности за создание параллельных правовых механизмов.

Второй шаг — признание незаконными любых попыток вмешательства в следствие, суд или полицию по этническому признаку. Это должно стать отягчающим фактором. Если представитель диаспоры оказывает давление на органы власти, чтобы освободить «своего» — это уже не гражданская позиция, а попытка саботажа правосудия.

Аналогично, необходимо ужесточить наказание за укрывательство, дачу ложных показаний в интересах земляка, организацию акций давления под видом «общественного протеста». Сегодня многие такие дела рассыпаются, потому что полиция боится «разжечь рознь». Но как раз боязнь наказать — и разжигает. Закон должен быть один, но строгий. Без скидок за происхождение.

В дополнение — необходимо прописать понятие «этнического саботажа» как формы давления на государственные институты. И — предусмотреть за это реальную уголовную ответственность, особенно в условиях мобилизационного времени.

Создание условий для индивидуальной, а не коллективной интеграции.

Мигранты должны интегрироваться в общество как личности, а не как представители этнических масс. Для этого необходима перестройка миграционной политики: приём — индивидуально, с учётом образования, языка, лояльности, готовности ассимилироваться. Никаких коллективных квот «на земляков». Никаких «групповых заселений» и «этнических трудовых бригад».

Человека, приезжающего в Россию, должно интересовать одно: как стать частью страны. Если его главная цель — не потерять связь с родиной, говорить на своём языке, жить среди своих, молиться в своём центре и слушать своих старейшин — пусть остаётся дома. В России не должно быть места для антиассимиляционного поведения.

Параллельно необходимо ввести обязательные курсы: язык, основы законодательства, история России. Без этого — ни ВНЖ, ни гражданства. Это не «дискриминация», это элементарный суверенитет.

Поддержка русских как титульной нации в своей стране.

Русский человек сегодня оказался в странной ситуации: он — коренной, но без опоры. У всех — диаспоры, фонды, защита. У него — только паспорт. Это необходимо исправлять. Никакая многонациональность не должна отменять право русского народа быть защищённым в своём государстве.

Речь не идёт о привилегиях. Речь о равных условиях. И если сегодня русские в национальных республиках, в многонациональных городах, в смешанных районах чувствуют себя одинокими и беззащитными — государство обязано выстроить для них механизмы защиты. Вплоть до создания русских общественных организаций, правозащитных центров и структур прямого реагирования.

Русский народ — это не «одна из национальностей». Это основа, на которой стоит Россия. И если корень загнивает, то гнить начинает всё дерево. Поддержка русских — это не «национализм», это инстинкт выживания страны.

Открытая борьба с влиянием иностранных государств через диаспоры.

Необходимо признать: часть диаспор сегодня — это агентура влияния. Они действуют в интересах тех стран, которые готовы играть против России. Это может быть Азербайджан, Турция, Украина, США, неважно. Факт остаётся фактом: внутреннее давление через культурные каналы — это новая форма гибридной войны.

Реакция должна быть симметричной. Если страна вмешивается в наши уголовные дела — зеркально сворачиваются культурные, экономические, дипломатические отношения. Если диаспора в России нарушает закон — никаких оправданий «исторической дружбой». Защита интересов государства должна стоять выше обид дипломатов.

Также необходимо внедрить контроль за финансированием — откуда приходят деньги, кто спонсирует мероприятия, кто оплачивает адвокатов и поездки «в поддержку своих». Следственный комитет и ФСБ должны заниматься этим как вопросом стратегического уровня. Потому что им он и является.

Заключение. Россия — это наш дом, а не рынок для чужих интересов.

Диаспоры в их нынешнем виде — это не мосты между культурами, а баррикады между народами. Это не инструменты взаимопонимания, а рычаги давления. Это не культурные сообщества, а зачастую — обособленные анклавы с преступными и политическими интересами, направленными против государства, давшего им приют.

Россия не обязана быть терпимой к тем, кто не уважает её законы, презирает её культуру и пользуется её слабостями. Мы живём в эпоху внешней войны, внутреннего давления и исторического поворота. И в этой ситуации нельзя позволить себе роскошь самообмана. Угрозы нужно называть угрозами. А паразитов — паразитами. Диаспора, которая защищает не закон, а земляка-преступника, — это не союзник. Это внутренний враг.

Россия — многонациональная страна, но государство у неё одно. Закон — один. И уважение — тоже должно быть единым. Если какая-то община считает возможным диктовать условия, шантажировать, вмешиваться — она должна либо ассимилироваться, либо уехать. Никаких исключений, скидок и особых режимов.

Сегодня решается, какая Россия будет завтра. Страна для всех — но по её правилам? Или территория, где каждый «свой» может вершить правосудие по понятиям, прикрываясь родством, диаспорой и чужим МИДом? Ответ — в нас.

Закон — выше дипломатии. Безопасность — выше толерантности. Суверенитет — выше чужих обид.

И теперь — прямой вопрос к вам, читатель:

Должна ли Россия идти на поводу у тех, кто приехал сюда жить, но вместо уважения к стране пытается построить у нас свою малую Родину со своими законами и порядками или беззаконием и беспорядками?