Антисемитизм: как политический ярлык заменил реальную угрозу?

Сегодня слово «антисемитизм» звучит чаще не на фоне погромов, а в заголовках, где Израиль обвиняет критиков в предвзятости и ненависти. В XXI веке термин всё чаще используется как инструмент — не защиты евреев, а атаки на несогласных. При этом палестинцы, которых бомбят и блокируют, тоже семиты. Абсурд? Ловкость риторики? Или политическая технология, доведённая до совершенства? Разберёмся.

Глава 1. Терминология.

Этимология слова «антисемитизм».

Термин «антисемитизм» появился сравнительно недавно — во второй половине XIX века. Его ввёл немецкий публицист и лингвист Вильгельм Марр в 1879 году. Он использовал слово «антисемитизм» как научно звучащее обозначение своей враждебности к евреям. Ранее это чаще называлось просто «юдофобией», «евреененавистничеством» или даже «расовым вопросом».

Марр выбрал термин «семиты», ссылаясь на группу народов, говорящих на семитских языках (арабский, иврит, арамейский и др.). Однако на практике он имел в виду исключительно евреев. Слово «антисемитизм» стало звучать респектабельно, якобы научно, при этом продолжая обозначать всё ту же старую ненависть.

Таким образом, термин с самого начала был искусственным, некорректным, и вульгарно обобщающим. Его популярность объясняется удобством — врага обозначили коротко, «научно» и без лишних пояснений. Но именно в этом и кроется корень манипуляций, которые происходят с этим словом сегодня.

Что такое антисемитизм?

Согласно классическому определению, антисемитизм — это враждебное отношение к евреям как к этнической, религиозной или культурной группе. Он может проявляться в словах, поступках, законодательных инициативах, насилии, дискриминации или пропаганде. Сюда входят обвинения в «мировом заговоре», стереотипы об алчности, предательстве, двойной лояльности и т.п.

Существуют различные форматы антисемитизма:

• Религиозный — основан на обвинении евреев в «богоубийстве» или отказе от Христа;
• Расовый — идея, что евреи биологически «чужды» другим народам;
• Социально-экономический — представление о евреях как об эксплуататорах, банкирах и ростовщиках;
• Политический — обвинение евреев в подрывной деятельности, революциях, заговорах;
• Современный — перенос обвинений с отдельных людей на весь Израиль и на еврейство в целом.

В 2016 году Международный альянс памяти жертв Холокоста (IHRA) предложил «рабочее определение» антисемитизма, включающее не только враждебность к евреям, но и критику Израиля, если она «демонизирует» или «делегитимизирует» его. Именно это расширение и стало темой острой дискуссии в политике и медиа.

Что такое антисемитизм простыми словами?

Говоря простыми словами, антисемитизм — это ненависть к евреям только потому, что они евреи. Это когда человека или целую общину считают априори «виноватыми», «опасными» или «вредными» просто по факту их происхождения, веры или идентичности. Не за действия, а за сам факт принадлежности.

Это может быть прямое оскорбление, избиение, увольнение, запрет на жильё, образование или религиозную практику. А может быть тоньше: навязанные стереотипы, подозрения, шутки, намёки, отказ от диалога. Всё это — формы антисемитизма, если они касаются евреев именно как евреев.

Антисемитизм — это не критика поведения человека, не оценка политических решений, а обобщённая ненависть на основе происхождения. Но в наши дни именно это определение подменяется: под «антисемитизмом» всё чаще понимают критику политики Израиля, даже если она основана на фактах. И вот здесь начинается самое интересное.

Глава 2. Кто такие семиты?

Этнолингвистический охват: арабы, евреи, арамеи и другие.

Термин «семиты» появился в XVIII веке в европейской научной литературе и изначально обозначал группу народов, говорящих на семитских языках. Это сугубо лингвистическая категория, а не этническая или религиозная. К семитам относятся:

• Евреи (носители древнееврейского и иврита);
• Арабы (арабский язык и его диалекты);
• Арамеи (арамейский язык, ныне почти исчезнувший);
• Ассирийцы, амореи, финикийцы, ханаанеи и другие древние народы Ближнего Востока.

Таким образом, термин «семит» охватывает как евреев, так и арабов, и других ближневосточных народов. В современности это понятие используется в основном в научных кругах, поскольку в политической и обывательской речи его значение было искажено и сузилось до «евреи».

Важно: быть семитом — это не раса и не национальность. Это — вопрос языковой и исторической принадлежности, хотя в идеологической полемике термин часто используется произвольно и без учёта контекста.

Мифологизация «семитов» в европейской науке XIX века.

В XIX веке западная наука была поглощена расовыми классификациями. Немецкие и французские антропологи пытались делить человечество по черепам, носам и языкам. Именно тогда термин «семиты» стал приобретать расовую окраску. Евреи и арабы начали рассматриваться как представители «семитской расы» — в противоположность «арийцам» (индоевропейцам).

Такая псевдонаучная классификация легла в основу расовых теорий, позднее подхваченных национал-социалистами. Евреи изображались как чуждые по культуре, крови и духу элементы, опасные для «чистоты» европейских наций. При этом арабы как семиты упоминались меньше — акцент был на евреях как «внутренней угрозе».

Это расовое значение термина «семит» и стало фундаментом для понятия «антисемитизм», хотя оно совершенно не отражает культурного и исторического многообразия народов, говорящих на семитских языках. С научной точки зрения это ошибка, с идеологической — удобный инструмент обобщения и демонизации.

Почему палестинцы — тоже семиты?

Палестинцы — арабы, говорящие на арабском языке, который входит в семитскую языковую группу. Исторически они являются потомками жителей Палестины, в том числе ханаанеев, иудеев, арамеев и других древних народов. Они — такие же семиты по лингвистическому и культурному происхождению, как и евреи.

Это делает современные обвинения в «антисемитизме» в адрес защитников палестинцев особенно абсурдными. Получается, что человек, выступающий против действий Израиля — страны, которая уничтожает и блокирует других семитов, — сам оказывается «антисемитом»?

Слово теряет смысл, когда начинает работать против фактов. И если палестинец, жалующийся на израильские бомбёжки, вдруг объявляется антисемитом, то возникает логичный вопрос: а может, дело не в защите евреев, а в защите политической повестки?

Глава 3. От холодной Европы до горячего Ближнего Востока.

Как возник термин «антисемитизм» в Германии XIX века?

В XIX веке в Германии происходили мощные сдвиги: индустриализация, политическая турбулентность, рост национализма. Еврейские общины, ранее ограниченные в правах, начали получать допуск в профессию, образование и бизнес. Это вызвало нервную реакцию среди части немецкой буржуазии и интеллигенции.

Именно в этом контексте немецкий публицист Вильгельм Марр в 1879 году ввёл в обращение слово «антисемитизм» — якобы как научное обоснование «естественной» враждебности к евреям. Он не выступал за погромы, но утверждал, что евреи «угрожают» немецкой культуре, политике и расовому здоровью.

Так слово, замаскированное под научный термин, стало оружием идеологии. Оно позволило называть ненависть цивилизованным языком, как будто речь идёт не о ксенофобии, а о «защите идентичности». Именно отсюда пошёл язык, который и сегодня используется, но уже в других масштабах и целях.

Погромы в Российской империи и кристаллизация понятия.

Во второй половине XIX века в Российской империи существовали определённые ограничения для еврейского населения. Это касалось прежде всего проживания (черта оседлости), доступа к определённым профессиям, количественных лимитов в образовании и других правовых ограничений. Эти меры не носили характер тотального преследования, но формировали особое правовое положение евреев, которое порождало социальную напряжённость.

На фоне общих экономических и политических трудностей конца XIX века в ряде городов империи происходили массовые беспорядки, известные как еврейские погромы. Большинство из них сопровождались пассивностью местных властей, хотя доказательств прямого участия центральной власти в организации этих событий не обнаружено. В литературе конца XIX – начала XX века фиксируется, что часть чиновников занимала антисемитские позиции, однако официальная линия правительства не предусматривала насилия против еврейского населения.

В этот же период широкое распространение получает брошюра под названием «Протоколы сионских мудрецов», представлявшая собой фальсифицированный текст, поданный как якобы «документ еврейского заговора». Хотя его происхождение до конца не выяснено, современные исследователи склоняются к версии о создании этой фальшивки в кругах, близких к охранному ведомству. В дальнейшем «Протоколы» стали использоваться в пропаганде как на Западе, так и в нацистской Германии, а также ультраправыми движениями в XX–XXI веках.

Таким образом, именно в период конца XIX – начала XX века термин «антисемитизм» становится известен широкой публике. Он начинает обозначать не только личную неприязнь, но и социальные и политические стереотипы, правовые ограничения, агитацию, которые позже будут использоваться уже в куда более опасных формах в Европе.

Холокост как кульминация «классического» антисемитизма.

Пик антисемитизма в Европе — Холокост, массовое уничтожение 6 миллионов евреев нацистами и их союзниками. Это была не просто ксенофобия, а промышленно организованное уничтожение по национальному признаку. Это и есть то, что называют классическим антисемитизмом.

После Второй мировой войны Западный мир признал масштабы преступлений. В Германии, Франции, США начались процессы деконструкции старых стереотипов, была запущена правозащитная риторика, приняты документы о защите меньшинств, включая евреев. «Антисемитизм» стал символом абсолютного зла.

Но важно понимать: именно потому, что Холокост стал символом ужаса, сам термин «антисемитизм» обрёл сакральный статус. А значит — начал использоваться везде, где нужно было заблокировать оппонента, не вступая с ним в спор. На этом фоне формируется совершенно новая реальность, которую мы рассмотрим в следующих главах.

Глава 4. Израиль и перезагрузка слова «антисемитизм».

1948 год: государство создано — нужна новая защита.

Создание Израиля в 1948 году было воспринято как восстановление исторической справедливости. На фоне Холокоста идея еврейского государства выглядела не просто оправданной, а необходимой. Мировое сообщество, шокированное масштабами геноцида, предоставило Израилю дипломатическую и моральную фору, которая сохраняется по сей день.

Однако уже с первых лет существования Израиля стало понятно: государству придётся не только обороняться в военном смысле, но и вести информационную и политическую борьбу. Критика Израиля за территориальные конфликты, депортации палестинцев, вооружённые операции и дискриминацию арабского населения начала нарастать.

В этой ситуации уместным стало возвращение к термину «антисемитизм» — но уже в новом значении. Любую резкую критику Израиля можно было интерпретировать как продолжение той самой исторической ненависти, которая привела к Холокосту. Так слово снова стало щитом — но теперь уже не евреев как народа, а конкретного государства и его политики.

Законодательные инициативы и доктрина «никогда снова».

С середины XX века в ряде стран — особенно в Европе и Северной Америке — началась активная работа по институционализации понятия антисемитизма. Его включали в уголовные кодексы, образовательные программы, стандарты международной дипломатии.

Мощным толчком стало принятие в 2016 году Международным альянсом памяти жертв Холокоста (IHRA) так называемого рабочего определения антисемитизма. Оно гласило, что антисемитизм — это не только ненависть к евреям, но и действия, которые:

• отрицают право Израиля на существование;
• сравнивают Израиль с нацистской Германией;
• обвиняют всех евреев в действиях Израиля или его правительства;
• требуют от Израиля стандартов, которые не предъявляются другим странам.

Это определение вызвало множество споров. Критики указывали, что оно позволяет приравнивать любую жёсткую критику Израиля к антисемитизму, тем самым подменяя реальные преступления — исторической травмой. Однако в ряде стран (США, Великобритания, Германия) оно было официально принято.

Как «антисемитизм» превращается в дипломатический инструмент.

Современный Израиль и его союзники научились использовать термин «антисемитизм» как часть внешнеполитической стратегии. Это позволяет:

• давить на международные организации и блокировать резолюции;
• дискредитировать правозащитников, учёных, журналистов;
• вмешиваться в образовательную и культурную политику других стран;
• оправдывать военные действия как «борьбу за выживание».

Особенно активно эта риторика используется в англоязычном пространстве. Например, студенческие движения, выступающие за бойкот Израиля (BDS), регулярно обвиняются в антисемитизме, несмотря на то что среди их участников — в том числе и евреи. Сами евреи, критикующие Израиль, получают клеймо «самоненавидящихся» — как будто мнение допустимо только в одном направлении.

В результате термин «антисемитизм» теряет точность и превращается в универсальный молоток по оппонентам. Эта подмена выгодна лишь тем, кто хочет спрятать преступления под старым и тяжёлым словом, вызывающим у общества стойкий рефлекс вины и страха.

Глава 5. Палестинский парадокс.

Палестинцы — семиты, но их защитников обвиняют в антисемитизме.

Современная политическая риторика Израиля и его союзников создала парадокс, который с логической точки зрения выглядит абсурдно: критика действий Израиля против палестинцев, то есть против других семитов, трактуется как антисемитизм. Получается, что выступая за права палестинцев, человек якобы ненавидит семитов. Хотя палестинцы — это и есть семиты.

С точки зрения фактов и здравого смысла, такое обвинение нелогично. Но оно работает — благодаря ассоциативной связи между словами «еврей», «Израиль» и «семит». В публичном сознании эти термины слиты в одно целое. Этим и объясняется, почему защита палестинцев от насилия со стороны израильской армии может быть названа «антисемитской кампанией» даже тогда, когда ни один еврей не упоминается в контексте.

Так создаётся ловушка: любую критику оккупации, блокад, бомбардировок или даже действий конкретных израильских политиков можно преподнести как проявление ненависти к евреям. Это не просто подмена понятий — это системный инструмент политического давления и цензуры в международной дискуссии.

Особенно показателен парадокс, связанный с «рабочим определением антисемитизма», принятым Международным альянсом памяти жертв Холокоста (IHRA) в 2016 году. В числе «признаков антисемитизма» указывается, например, сравнение политики Израиля с действиями нацистской Германии. Это включение стало по сути юридической ловушкой: если кто-то обращает внимание на разрушенные кварталы Газы, тысячи убитых, массовые блокировки гуманитарной помощи — и при этом сравнивает это с историей гетто и блокад, — он автоматически оказывается под подозрением.

Но факты остаются фактами. Сектор Газа сегодня объективно напоминает концентрационный лагерь под открытым небом, с отсутствием свободы передвижения, нехваткой еды, воды, лекарств, постоянными бомбардировками, отключением связи и электроэнергии. Да, там нет газовых камер и крематориев, но есть системное уничтожение инфраструктуры и населения, есть политика, при которой люди превращаются в «лишних». Это и есть суть геноцида — независимо от инструментов его исполнения.

Когда реальные события начинают болезненно напоминать тёмные страницы XX века, общество вправе проводить аналогии. Запрет на такие сравнения — это не защита от антисемитизма, это попытка оградить государство от ответственности. Историческая память не должна быть щитом для современных преступлений. Особенно тогда, когда за ним прячутся действия, от которых сами евреи когда-то бежали.

Роль языка: «арабы» и «семиты» в медиадискурсе.

Средства массовой информации на Западе и в Израиле практически не используют термин «семиты» по отношению к арабам. Хотя с научной точки зрения арабы — это семитский народ, в медиаполе этот факт игнорируется. В результате «семит» в массовом сознании становится синонимом еврея, а «антисемитизм» — исключительно враждой против евреев, вне зависимости от контекста.

Такой сдвиг в языке играет на руку тем, кто стремится монополизировать статус жертвы. Когда только одна сторона конфликта ассоциируется с понятием «семит», любые агрессивные действия этой стороны можно оправдать борьбой против «антисемитизма». А вот палестинцы, несмотря на своё происхождение и этноязыковую принадлежность, оказываются исключёнными из этой логической схемы.

Языковая подмена позволяет стирать арабов из поля «жертвенности» и «легитимности», превращая их в абстрактную угрозу, в то время как Израиль в любом конфликте подаётся как сторона, априори защищающаяся от вековой ненависти. Это упрощение удобно, но оно работает против правды и против мира.

Психологический эффект «перевёрнутого обвинения».

Механизм обвинения в антисемитизме против защитников палестинцев работает не только как политическая технология, но и как психологическое оружие подавления. Он вызывает чувство вины, страха, общественного давления. Никто не хочет быть обвинённым в нацизме, ксенофобии или расизме — особенно в западных странах, где тема Холокоста имеет колоссальную моральную и символическую силу.

Поэтому даже те, кто видит трагедию палестинцев, часто не решаются открыто говорить о ней. Журналисты, активисты, учёные, студенты боятся репутационных потерь, увольнений, общественного давления. Срабатывает эффект «перевёрнутого обвинения»: не Израиль должен оправдываться за удары по жилым кварталам, а его критики — за якобы антисемитизм.

Именно так политическая дискуссия превращается в ловушку: чтобы критиковать Израиль, тебе надо заранее доказать, что ты не антисемит. Это невозможно, потому что сам факт критики уже будет использован как «улика». И в этом состоит главный цинизм современной риторики вокруг антисемитизма в израильском контексте.

Глава 6. Механика обвинений: как работает ярлык?

Шаг 1: любая критика Израиля = «демонизация».

Первый и самый распространённый приём — объявить любую резкую критику Израиля формой демонизации. Под «демонизацией» понимается представление Израиля как исключительного зла, что, по версии ряда организаций, «дискредитирует» само существование еврейского государства.

Однако проблема в том, что на практике «демонизацией» называют почти всё: от упоминаний разрушенных школ в Газе до вопросов о военных преступлениях. Даже если речь идёт о проверенных фактах и ссылках на международное право, критика воспринимается как попытка «сделать Израиль абсолютным злом» — и, следовательно, приравнивается к антисемитизму.

Так работает подмена: моральная оценка действий государства трактуется как нападка на нацию или вероисповедание. Это не только лишает возможности вести аргументированный диалог, но и ставит вне закона саму идею ответственности.

Шаг 2: объединение антисионизма и антисемитизма.

Вторая ключевая технология — намеренное смешение антисионизма с антисемитизмом. Антисионизм — это политическая позиция, критикующая идею сионизма и политику Израиля как национального государства. Антисемитизм — это ненависть к евреям как к народу. Но в официальной и медийной риторике их часто объявляют тождественными.

Многие евреи во всём мире (включая ортодоксальных и левых активистов) являются антисионистами — они считают Израиль проектом, противоречащим еврейской этике, или просто выступают против национализма. Однако даже такие люди регулярно получают обвинения в «скрытом антисемитизме», как будто критика Израиля автоматически означает ненависть к евреям.

Именно здесь возникает опасная логическая конструкция: если ты против сионизма — значит, ты против евреев. А если ты против евреев — ты нацист. Такая цепочка позволяет моментально уничтожить репутацию любого оппонента, не вступая в обсуждение сути его аргументов.

Шаг 3: социальная и профессиональная «казнь» критика.

Когда ярлык приклеен, запускается механизм публичной травли, блокировки и отмены. Особенно активно это работает в западной академической среде, в СМИ и в культурных институциях. Журналисты теряют работу, учёных исключают из конференций, студентов преследуют за участие в правозащитных акциях.

Яркие примеры — кампании против участников движения BDS (бойкота, отказа от инвестиций и санкций против Израиля), аннулирование приглашений на лекции, отключение аккаунтов, прекращение контрактов. Всё это делается не из-за факта агрессии или ненависти, а просто потому, что человек посмел выступить против израильской политики.

Так «антисемитизм» превращается в универсальный ярлык-стигму, не требующий доказательств, но вызывающий немедленную реакцию. Это не борьба с ксенофобией, а политическая зачистка — с использованием термина, смысл которого давно вышел за рамки своей исторической миссии.

Глава 7. Кейсы манипуляций термином.

Ливан: «пейджеры» и гражданские жертвы.

В сентябре 2024 года в Ливане произошёл беспрецедентный инцидент, получивший широкую огласку. В руки жителей, включая бойцов «Хезболлы» и мирных граждан, попали устройства, внешне напоминающие пейджеры и рации. Позже выяснилось, что внутри находились замаскированные взрывные устройства с модифицированной батареей. При попытке использовать или зарядить такие устройства происходил взрыв.

По предварительным оценкам, в результате этой акции погибло не менее нескольких десятков человек, ещё несколько тысяч получили ранения. Среди пострадавших были не только боевики, но и гражданские лица, в том числе медицинские сотрудники, которым передавались устройства якобы для связи. Взрывы произошли синхронно в нескольких регионах, вызвав массовую панику.

Мировое сообщество отреагировало резко: многие правозащитные организации и международные наблюдатели расценили действия как нарушение норм международного гуманитарного права, в том числе запрет на использование замаскированных ловушек, опасных для гражданского населения.

Тем не менее, практически сразу последовала реакция, сводящая критику к обвинениям в «антисемитизме» и «предвзятости». Представители Израиля и его союзников утверждали, что операция была направлена исключительно против боевиков и являлась частью легитимной самообороны. Суть дискуссии снова была подменена: вместо обсуждения методов и последствий — обсуждение мотивов критиков.

Этот случай стал очередным примером того, как серьёзные правовые и гуманитарные вопросы оттесняются в сторону морального шантажа. Вместо ответа за массовую гибель людей — обвинения в предвзятости и исторической вражде.

Голанские высоты: оккупация под прикрытием «безопасности».

Голанские высоты были захвачены Израилем у Сирии в 1967 году во время Шестидневной войны и с тех пор де-факто аннексированы. Международное сообщество (включая ООН) не признаёт этот шаг и считает территорию оккупированной. Тем не менее, Израиль утверждает, что удержание Голан необходимо для стратегической безопасности.

Любая попытка напомнить о правовом статусе Голанских высот или потребовать их возвращения Сирии часто встречается с возмущением. Критики могут быть обвинены в том, что они «поддерживают врагов Израиля» или «играют на руку антисемитским нарративам». Хотя речь идёт о соблюдении международного права, а не о национальной принадлежности тех или иных народов.

Так оккупация, признанная большинством государств, преподносится как часть борьбы за выживание, а правозащитный дискурс — как скрытая агрессия против евреев. Это стирает границы между правом и пропагандой.

Сектор Газа: «самооборона» или геноцид?

Каждая крупная военная операция Израиля в Газе сопровождается заявлениями о «самообороне». Но фактический масштаб разрушений, количество убитых (в том числе женщин и детей), разрушенная инфраструктура и систематическая блокада указывают на нечто большее. Международные наблюдатели, врачи, правозащитники и журналисты всё чаще называют это преступлением против человечности или даже геноцидом.

Тем не менее, любая аналогия с нацистскими методами, с этнической чисткой или историей Холокоста вызывает резкое и жёсткое сопротивление. Даже если это делают не ультраправые, а левые активисты, еврейские учёные, врачи или репортёры с места событий. Им моментально навешивается ярлык «антисемита», «предателя» или «ненавидящего Израиль».

Таким образом, даже гуманитарная критика становится небезопасной. Люди, которые пытаются зафиксировать факт страдания и гибели мирных жителей, оказываются обвинёнными не в предвзятости, а в моральной подлости. Это переворачивает реальность и убивает саму возможность говорить о правде.

Глава 8. Последствия инфляции слова «антисемитизм».

Обесценивание термина в общественном сознании.

Когда термин «антисемитизм» используется слишком часто, в том числе в ситуациях, где речь идёт о политике, а не о ксенофобии, он теряет свою остроту и значимость. Люди перестают воспринимать это слово всерьёз — не потому что стали равнодушны к ненависти, а потому что устали видеть, как его применяют к любой критике.

Это опасное явление. Настоящий антисемитизм никуда не исчез: он существует в виде радикальных группировок, вандализма, насилия и интернет-пропаганды. Но на фоне постоянных обвинений в «антисемитизме» тех, кто критикует Израиль, реальная угроза уходит в тень. Происходит инфляция понятия — оно перестаёт выполнять защитную функцию.

Это особенно чувствуется среди молодёжи. У новых поколений формируется скептическое отношение к «официальному антисемитизму», потому что он ассоциируется не с защитой евреев, а с политической манипуляцией. И в этом, увы, вина тех, кто сам превратил термин в оружие.

Удар по реальной борьбе с ксенофобией и нетерпимостью.

Инфляция термина наносит урон не только репутации его защитников, но и всей системе противодействия нетерпимости. Когда антисемитизм приравнивают к критике Израиля, это даёт право и другим режимам требовать «запретов» на критику под видом борьбы с ненавистью. Это создаёт опасный прецедент для глобальной цензуры.

Кроме того, другие формы ксенофобии — исламофобия, русофобия, антиарабизм, антицыганство — оказываются в тени. Если только одна группа получает «эксклюзивное право» на защиту от ненависти, это вызывает вполне логичный протест и отторжение у других.

Защита от дискриминации должна быть универсальной, а не привилегированной. В противном случае правозащитная система теряет доверие и превращается в инструмент двойных стандартов.

Потеря исторической миссии и доверия к памяти.

Холокост — трагедия, которая должна была научить человечество, что любая дискриминация по происхождению — путь к катастрофе. Но если память об этом событии используется как щит для оправдания насилия в настоящем, эта память обесценивается.

Каждое голословное обвинение в антисемитизме от имени Израиля или его лоббистов наносит удар по тем, кто действительно пострадал от нацистского террора. Моральная монополия рушится, когда используется в корыстных целях. И тогда будущие поколения начинают сомневаться даже в том, что должно быть бесспорным — в исторической правде и справедливости.

И это, пожалуй, самая большая потеря. Потому что извращённая борьба с мнимым антисемитизмом убивает саму идею борьбы с ненавистью — и открывает двери для настоящей.

Заключение.

Сегодня «антисемитизм» всё чаще становится не понятием, описывающим ненависть к евреям, а политическим инструментом подавления несогласных. Его используют, чтобы глушить критику, блокировать диалог и защищать любые действия государства Израиль — даже если эти действия противоречат международному праву и здравому смыслу.

При этом те, кто действительно нуждается в защите от ксенофобии — включая евреев, арабов, русских, мусульман и другие группы, — становятся заложниками манипуляций. Когда борьба с ненавистью подменяется борьбой с правдой, проигрывают все: и те, кто борется за справедливость, и те, чьё имя используют в политических целях.

Антисемитизм — это реальная угроза, и с ним нужно бороться. Но не путём цензуры, не подменой понятий и не насаждением страха перед критикой. А через честную дискуссию, уважение к фактам, и главное — разделение понятий «еврей» и «государственная политика Израиля». Только тогда мы сможем защищать людей, а не абстрактные символы, и строить будущее, основанное на истине, а не на ярлыках.